Николай Беляев - Спасибо деду за победу [СИ]

Гимнастёрку с петлицами, почему-то насквозь пропотевшую и перепачканную чем-то бурым, Пашка свернул и убрал в спортивную сумку. Подчиняясь правилам фестиваля, щеголял в той, что с погонами. Жаль, конечно, что в ней карманов нет — пропуск пришлось переложить в карман бриджей. А его особо удобным не назвать — вот и деньги из него, судя по всему, вывалились, а там рублей пятьсот было…

И почему-то не покидало ощущение какой-то совершенно неправильной обстановки. Словно что-то не так, словно упущено что-то очень, очень важное…

Домой приехали только поздним вечером воскресенья. На понедельник на работе был взят отгул, и Пашка проспал до упора. Уже ближе к полудню, выспавшись и напившись крепкого чаю, взялся разбирать реконструкторские шмотки.

Так… Бриджи, гимнухи — точно в стирку. Вытащил из кармана бриджей пропуск — останется на память, хороший сувенир, «красноармейская книжка». Вроде больше ничего нет… Взяв «раннюю» гимнастерку за подол, хорошенько хлопнул ей над ванной, чтобы выбить лишнюю пыль перед стиральной машиной…

Из кармана вывалилась и спланировала на сухое дно ванны маленькая красная книжечка с вложенным в него свернутым листком.

Пашка замер. Наклонился, поднял её, поднёс к глазам.

Комсомольский билет.

Откуда он у меня?

Что-то зашевелилось в голове… что-то, словно давно забытое.

Вернулся в комнату, достал из заначки бутылку вискаря. Открыл, поднёс к губам… и отставил, не сделав ни глотка.

Так что… ЭТО и правда было? Броневик с окровавленным крылом, спящий на ходу сержант, вылитое на голову ведро воды, дороги отступления, налёт, горящий мост, долговязый тёзка, пытающийся дотронуться до своего кармана?..

Сел за стол, открыл книжечку.

Изображения орденов Красного Знамени — боевого и трудового. «Комсомольский билет номер…»

Размашисто вписано синими, почти не выгоревшими чернилами — Соколов Павел Петрович. Фотографии нет, печать поставлена прямо так, без неё.

«Это я, Пашка Соколов» — и смешок Павлухи-длинного в ответ.

«Павлом Соколовым, да…» — с усмешкой брошенное уставшим сержантом.

Он тоже Соколов. Потому они так и реагировали. Полный тёзка — ну, кроме разве что отчества.

Отчества. Отчества…

Отчества!

Быстрый набор номера на старом, ещё кнопочном мобильнике — теперь придётся некоторое время пользоваться им.

— Бабуль, привет… Как ты себя чувствуешь? Не, у меня всё хорошо. Я кое-что спросить хочу. Я приеду сейчас, ладно?

Интернет. Быстрый поиск на картах… Есть. Теперь — за руль. По дороге в кондитерский, купить тортик…

— Бабуль, покажи старые альбомы, а? Те, что деда.

Страницы, выгоревшие фотографии, лица — незнакомые.

Вот оно.

— Бабуль, это… кто?

Скуластое лицо, тоненькие губы — парень на фото весь какой-то несуразный, в идиотской довоенной кепке на голове. Ответ Пашка и без того знал…

— Это твой прадед, Павлик. Алёшки моего отец. В Твери они жили, в Калинине по-тогдашнему. Тебя в честь его и назвали… Он на войне пропал, как в то время говорили — без вести. В самом начале. А где, как — не знает никто…

Я знаю.

Пашка откинулся на спинку старого, советского ещё дивана. Вытянул из кармана обрывок тетрадного листка в клетку, развернул. Всего несколько строчек, написанных, видимо, второпях — буквы прыгают, строки неровные, чернил то густо, то пусто…

Сейчас они прыгали перед глазами вдвойне.

Галочка, дорогая моя. Я не знаю, буду ли цел. Я очень люблю тебя и Алёшку. Береги его и береги себя. Твой Павел

23/VI 41

— Павлик… Павлик!

— А, что, бабуль?

— А что ты спрашиваешь-то?

— Да вот… Поисковики нашли. В Белоруссии. На берегу реки Неман.

А моя душа, похоже, осталась там же. У сгоревшего моста, на берегу извилистой речки…