Ещё одна очередь фашистского «эмгача» — протяжная, патронов не жалеют… Стон, ещё один выстрел пушки… Колотит над ухом Павлухин пулемёт… Пальцы уже в крови — с непривычки, хочется стать маленьким и незаметным, в траншею, глубокую, уютную… но траншеи нет — только этот вшивый бруствер.
Что это, дым? Дым! Ветер от реки — значит, мост жгут! Жгут! Успевают! Ребята, ребятки, дорогие мои — мы успели… успели. Это всё было не зря…
— Диск! — и, едва защёлкнув чёрный блин, Павлуха дёргается, с лица его мгновенно словно исчезают все краски — будто губкой стёрли. Мгновенно ставшие бескровными губы шевелятся, правая рука судорожно скребёт по левому карману гимнастёрки. В уголке рта — кровь…
— Тихо, тихо, братан! Лежи, тихо, спокойно, — Пашка рывком подлез поближе, схватил длинного за руку. — Тихо, лежи, я… сам.
— Передай, — еле слышно просипел Павлуха. Что там у него? Пуговицу расстёгивать некогда, долой её… Книжечка, тоненькая совсем, в ней вложена какая-то бумажка. Комсомольский билет? Не глядя, Пашка сунул её себе в нагрудный карман — застёгивать некогда. Успел мельком увидеть умиротворение на лице длинного — но уже не до этого, рвануть затвор, досылая новый патрон…
Рука легла на ложе, втискивая пулемёт в плечо. Палец надавил спуск…
Отдача ударила Пашку так, словно «дегтярь» был бешеной лошадью. Очередь с непривычки ушла куда-то в небо — ладно хоть, парень успел сразу убрать палец со спуска. Врёшь, зараза, сейчас… приноровившись, Пашка плавно потянул спуск, довернув ствол туда, где на секунду, на полсекунды появлялись в высокой траве ненавистные серо-зелёные фигуры.
— Нннннаааааа! — пулемёт бился в руках, словно живой, на раструбе ствола плясала яркая вспышка, почти перекрывая видимость.
Щелчок — диск пуст. Как он там выбивается… Парень отпрянул назад, под прикрытие бруствера, нащупал в коробе новый…
Что-то плюхнулось совсем рядом, слева.
«Колотуха». Немецкая граната с длиной смешной рукояткой, похожая на старинную толкушку для пюре.
Пашка судорожно рванулся в сторону, прекрасно понимая, что откатиться далеко уже не успеет…
Уши заложило. Мир померк.
— Ну что, очухался?
На лоб кто-то плеснул воды. Пашка дёрнулся — изо всех сил.
— Тихо, тихо! Тебе тут что, сон приснился?
— Солнечный удар, — заметил кто-то сзади, кого Пашка не видел. — Жарища-то какая…
— Да точно. — Это был Лёха. Легонько похлопал Пашку по щекам. — Ну что, боец Соколов, живой?
А вот и Олег — держит флягу. Значит, на голову воду лил он.
— Попей воды… Тут не ты один, ещё двоих от жары вырубило.
Пашка машинально взял флягу. Пил, стуча зубами о горлышко — руки не то что дрожали, а ходили ходуном. Плечо ещё чувствовало бешеные удары ДПшного приклада, в ушах стоял грохот очередей. Всё тело болит.
Что это было? Бред? Сон?
— Ребят, помогите ему, — махнул рукой Лёха.
Двое ребят из клуба подхватили Пашку, поставили на ноги. Трибуны шумят — мероприятие закончилось, реконструкторы строятся перед зрителями. Туда? Нет…
— Парни, погодите, я посижу… Идите строиться без меня.
Он присел на дно траншеи, прячась от солнца за кромкой. Вдоль трибун победно грохотали танки, участвовавшие в мероприятии, что-то бухтел диктор, иногда звучало стройное «ура» реконструкторов…
Нащупал приклад винтовки — вот она. Щёлкнул затвором… упс, магазин пуст, патронник тоже. Значит, я когда-то успел отстреляться и не перезарядился. А подсумок? Вот они, «гвозди» — не все выстрелил…
Неужели мне это снилось? Как реально… Реально и страшно.
Реконструкция второго боя, посвящённая Курской битве, началась через два часа. Пашка не пошёл на неё, хоть изначально и собирался — даже гимнастёрка с погонами была припасена. Он сидел в палатке, забившись в угол, и думал.
Длинный, нескладный Павлуха, мальчишка в матросском костюмчике, усталый сержант, налёт мессеров на колонну беженцев, лязгающий гусеницами «ханомаг» — в голове всё смешалось. Что это было? Игры разума? Почему так болит скула? Наверное, ударился, когда падал, потеряв сознание от солнца…
Который час? Блин, смартфона нет.
Ты ж его сам в реку выбросил, ехидно подсказал внутренний голос.
Да ну, не может быть такого… Скорее всего, выпал в траншее. Мероприятие закончится — поищу.
Смартфон он так и не нашёл — вероятно, подобрал кто-то. Было немного обидно — всё же не слишком старый, хоть и не хай-энд.
Второй, да и третий день фестиваля пролетели незаметно. Вечером опять пили. Пашка дул что-то, не чувствуя вкуса — как воду. Кажется, опьянел, а может, и нет… Лёха с ехидством предложил выпить за то, что Пашка наконец-то научился вертеть портянки — правда, когда и как он это сделал, Пашка вспомнить так и не смог. Носки куда-то запропастились — хорошо, что были запасные…
Читать дальше