Михаил Белозеров - Железные паруса

— Последнее время мы промышляем старт-трэками и бустерами… — призналась «она».

— Это не заработок, — посетовал Трик. — Кому теперь нужен космический лом?

Даже сигарета у нее была не настоящая, а горела, как бикфордов шнур. Трик выбрал цветастую наклейку. Это была ошибка — вино давно превратилось в уксус.

— Возьми прозрачную… — посоветовал Он, допивая перцовку, которая вмиг привела его в чувства.

Но было поздно. После вина Трик пришел в возбуждение.

— Я хочу попробовать все-все! — Задался он целью.

Цветастые этикетки гипнотизировали его воображение. Главный порок человечества проснулся в нем в одно мгновение.

Молли мило выпятила челюсть. Должно быть, это означало доверительность. Для большей убедительности выставила и бюст.

— Многие люди боятся худшего, — очаровательно поведала «она», поигрывая лисьим хвостом. — А ты?..

Его не тронули ее хриплые нотки. По мне, так лучше б этого не было, чуть не сообщил Он ей.

«Она» сразу все поняла и призналась:

— Я много терпела… ты поможешь мне разбогатеть?..

Он едва не спросил, как? В голову ударил хмель. Он снова никого не боялся, хотелось куда-то идти и что-то делать. Он даже поймал себя на мысли, что «она» начинает ему нравиться.

Трика потянуло на откровение:

— Моя мама всегда говорила…

— Не ври, у тебя не было матери, — перебила Молли. — У нас нет матерей, — сообщила она с мрачной откровенностью.

Трик помешал ей предаваться воспоминаниям:

— Это у тебя не было, а у меня была!

— Откуда?

Ее тщательно накрашенные губы скривились в усмешке.

— Откуда-откуда… от верблюда!

— Он нормальный? — спросил Он у нее.

— Не в себе. Живет по космическим законам…

«Она» поняла его юмор буквально.

— Я уволен в запас по причинам, не подлежащим огласке! — заявил Трик.

— Он был каботажником, — пояснила «она» с презрением.

— Вот почему он не чесанный. — Понял Он.

Но Трик был явно простоват, чтобы почувствовать пренебрежение. Третью бутылку он выбрал с чешским ромом, карамельный запах которого сбил его с толка. Пить из горлышка ему тоже нравилось.

— Почетно освободился от службы… — сообщил он задумчиво, с изумлением разглядывая опорожненную бутылку. Покачнулся и рухнул на пол с мокрыми штанами. Полы зеленой шубы разлетелись в стороны.

«Она» брезгливо потрогала его туфелькой.

— Никогда не видела его таким. Ну что, поможешь?

— Помогу, — беспечно согласился Он, и Африканец снова с укором взглянул на него.

— Ну тогда идем? — протянула руку. — Будешь моим мачо.

«Она» действовала, как любая другая женщина, и Он стал привыкать к ней.

— Идем, — позвал Он Африканца, который прекрасно понимал язык жестов и не одобрял хозяина.

В этот момент что-то ухнуло, и дома зашатались так, что посыпались стекла. Завыли сирены. Вначале на Литейном, в районе Владимирской, потом на площади Восстания.

— Сигнал тревоги! — крикнула «она». — Когда слышишь такие звуки, надо бежать в другую сторону.

Они выскочили из винного магазина. Но побежали за всеми следом. Уже мелькали — спереди и сзади — торопились, как на пожар, изо всех подворотен и дверей — с ведрами, лопатами и баграми. Все-все — в одну сторону. В воздухе висела пыль. И где-то перед Литейным присоединились к усердно работающей толпе, которая собирала разбрызганные фиолетовые «лепешки» и разгребала на площади студенистую, колышущуюся, как студень, массу, пахнущую сырой печенью. Разгребала и растаскивала с такой поспешностью, словно в этом крылся залог жизни. В толпе среди взрослых мелькали старообразные дети. Потом спрошу у Молли, подумал Он.

— Ну что же ты! — крикнула «она» ему, растаптывая "лепешку", — ну что же!..

Он тоже стал топтать ближайшую из «лепешек», которая, как на дрожжах, пенилась и росла — зрела. Но Он не дал ей созреть, безжалостно размазал по асфальту и щелям между камней. Африканец усердно помогал, крутясь под ногами. Потом Он принялся за другую «лепешку». А когда бросил взгляд в сторону, оказалось, что стоит, со всех сторон окруженный этой фиолетовой массой, которая растекается, как блин на сковородке. Ему удалось перескочить на тротуар. А усевшийся было Африканец вдруг подскочил, огрызнулся на свой зад, и они вдвоем принялись за крохотную щупальцу, выползающую из-под двери магазина. Вдруг из ближайшего двора вывалился огромный, пузырящийся фиолетовый язык и в одно мгновение отвоевал сотню метров улицы и заставил толпу отступить. В следующие полчаса язык был дружно ликвидирован.