«Отсель грозить мы будем шведам!» — деловито подумал Сергиевский и ухмыльнулся.
Отстранённым взглядом экспериментатора и хирурга он смотрел, как зверинец готовится действовать; пожалуй, будь им велено только уничтожить лишние души, программы управились бы за доли секунды, но параллельной и главной задачей выступала нейтрализация межмировой аномалии, а она требовала куда больше времени на расчёты.
— Даниил Игоревич… — снова начал ястреб.
— Надоел! — огрызнулся тот.
И остановил циркуляцию энергии в теле стихии.
У него не было времени ждать, когда зверинец нанесёт удар, да и не знал Даниль, сумеет ли его отразить; он начал первым. Плана не было, одни смутные догадки. У каждой программы есть определённые ограничения, связанные с её функциональностью; в высшей системе они получают компенсацию, но, тем не менее, никуда не исчезают. Ищейка инертна и не склонна действовать без команды. Координатор обретает силу только там, где есть, кем управлять. Аналитик, самая впечатляющая разработка Лаунхоффера, нестабилен, и без контакта с внешним миром не сможет удержать своё многомерное сознание в равновесии. Сейчас, когда он интегрирован в высшую систему, внутренняя дестабилизация может повлечь за собой не только размытие вероятностной структуры континуума, но даже — в случае большой, очень большой удачи — самоуничтожение зверинца.
Надеяться на такую удачу, конечно, было бы глупо: если эта мысль пришла в голову даже Сергиевскому, Лаунхоффер уж точно всё предусмотрел. Но пути воздействия существовали, зверинец не был неуязвимым, и больше того — Даниль, пожалуй, в одиночку представлял опасность не меньшую, чем весь выводок адских тварей.
Мысль эта вселяла бодрость и оптимизм.
И ещё веселей стало Данилю, когда он увидел, что расчёты и надежды его оправдались — сложная система зверинца дрогнула, замкнулась в себе, затем в недрах её кто-то принял решение и программы-сегменты начали выключаться одна за одной, видимо, страхуясь от выпадения в иную вероятность…
А потом циркуляция возобновилась.
Даниль подавился, хотя в тонком теле давиться было решительно нечем.
Он по-прежнему контролировал энергетические сосуды великой стихийной богини на всём пространстве аномалии, изолируя территорию, не позволяя зверинцу контактировать с окружающей средой… но циркуляция возобновилась, распад искусственного сверх-божества прекратился; почти сразу процесс пошёл вспять.
— Это она, что ли, дура? — пробормотал Сергиевский: пришло на ум, что Матьземля каким-то невероятным образом вмиг отрастила себе новые капилляры.
Но нет; стихию он надёжно держал в руках, да и не могла она разрастись так быстро.
А энергия шла.
Струилась могучим потоком, питая жуткую систему уничтожения…
Даниль окончательно перестал понимать, что происходит, и выпал в физический мир. От растерянности он не проследил точность позиционирования, и оказался за несколько метров от того места, где стоял до ухода в чистую форму — за воротами дома Менгры, в поле.
— Ой, блин, — пролепетал он и, не удержавшись, добавил: — до чего техника дошла…
Порыв ветра бросил горсть снега ему в лицо.
— Это не техника дошла, — иронично ответил Эрик Юрьевич. — Это я сам сюда на лыжах дошёл.
Лаунхоффер стоял посреди снежной целины, огромного белого поля, и Даниль заподозрил, что он и не стоял вовсе — снега там должно было за ночь насыпать, по крайней мере, по колено.
Отовсюду выходили кошки, гигантские кошки из позёмки и небесной трухи, одну совсем рядом выронил снежный ком — толстолапую, с кристаллами серого льда вместо глаз. Ищейка мультиплицировала себя; зрачков у неё было больше, чем звёзд на небе, и каждый становился полупризрачным снежным телом…
А собак у Ящера было две. Чёрная и рыжая. Здоровенного, как телёнок, кане-корсо Даниль опознал сразу, потому что имел счастье неоднократно и тесно общаться с богом войны.
— Эрик Юрьевич… — выдохнул Сергиевский, чувствуя, как тает его уверенность.
— Доброе утро, — кивнул тот.
Он стоял далеко, метров за сто, но голос звучал ясно и отчётливо, будто бы рядом. Лаунхоффер снисходительно улыбнулся и сказал:
— Отрицательный результат — это тоже результат. Но ошибки надо исправлять.
— Эрик Юрьевич, но… — Сергиевский беспомощно поднял брови, — неужели это обязательно — так? Должен быть способ…
— Даниль, — сказал тот. — Экология тонкого плана слишком уязвима. Ты это понимаешь. Я тебе поручил эту проблему.
Читать дальше