Николай Вихирев - Искатель. 1965. Выпуск №1

В тот вечер Игорь занял свое обычное место за столиком и, как всегда, заказав скромный ужин, развернул газету.

Прошло некоторое время, и Игорь неожиданно почувствовал на себе чей-то пристальный, изучающий взгляд. Игорь не видел этого человека, он только ощущал его присутствие и догадался, что человек этот сидит справа от него за столиком в углу.

Это было странно и неприятно. Всех, кто вошел за это время в ресторан, Игорь видел. Среди них не было знакомых. Значит, человек этот уже был в ресторане, когда пришел Игорь. Неужели он пропустил его, когда шел к своему столику и незаметно оглядывал посетителей? Скорей всего так оно и было. Угловой столик из-за необычной планировки зала просматривался последним и лучше всего с того места, где сидел Игорь, но для этого сесть надо было по-иному, и тогда Игорь терял бы из вида вход в зал. Проклятая планировка!

Однако надо было немедленно выяснить, кто этот человек. Слишком многое зависело от этого.

Теперь я уже точно знал, что вернусь. А когда уезжал в отпуск, то хоть и не сказал никому, что не вернусь, но сам это знал крепко. Страх пришел не сразу после того, как это все случилось. Через неделю, может, и позже. Намного позже. Но не в этом дело. Какой ты монтажник, если стал бояться высоты, если сердце замирает от каждого покачивания вышки!

Совсем уж я было решил устраиваться на завод. В отдел кадров ходил. А потом… Стало обидно за тех, кто там. Кого оставить хотел!

Да… и в отпуск меня неожиданно отправили. Не просился. Вспомнилось, что Витька Черепашин сказал на аэродроме:

— Давай приходи в себя! Ждем.

Тогда я не обратил на эти слова внимания. Выпили на проводах. Ну и подумал: он не про то, что случилось, говорил. Теперь понял — про то. Меня словно солдата отправляли в госпиталь с передовой. А я хотел не вернуться к ним! Нет. Вернусь. И пусть будет хоть тридцать ураганов.

Тогда мы стояли на правом крыле Саусканской синклинали. Если идти через Масат по Старой сенекской дороге, то влево от колодцев Берли. Места так себе, как и вся пустыня. Барханы, колючки. Как на ниточке горизонта покачиваются черные коньки-горбунки — так мы верблюдов прозвали. А у колодцев огромные плиты. Старый адаец из нашей бригады рассказывал про эти следы легенду, красивую. Но нам тогда было не до легенды. Задание особой важности. Поставить вышку. Первую такую на полуострове — пятьдесят три метра.

Ну, опыт у нас у всех есть по Тюмени. Вообще монтажники подобрались что надо. А февраль. Самый жестокий месяц. Воет и воет ветер. Преград у него никаких нет. Летит он по полуострову. День летит, ночь летит. Попадается одинокая юрта чабана — рванет непрочную дверцу — и дальше. Дом — так дом потреплет, стекла окон выгибаются. Ляжешь спать после смены, а мышцы все еще сопротивляются ветру.

Вставали в потемках. Натянешь фуфайку и сидишь на койке. За окном свищет. Выходить не хочется. Идешь наклонно, папироска в пригоршне. Недалеко от общежития до вышки, а идешь, как двадцать километров.

В эту смену мы должны были последнюю ферму наварить.

Ад на земле, а что наверху? Поднимался я на эту вахту по шаткой лестнице и радовался, по-ребячьи просто радовался. Такую махину соорудили, как ракета. Каждый шов мне знакомый, и от этого вышка еще роднее. Со стороны вся в лампочках, что новогодняя елка. И такое состояние: вроде нам и не одиноко в пустыне. Вышка — как живое существо. Ну, понимаете, наша, родная.

Лезу дальше. Чем выше, тем сильнее чувствуешь, как она раскачивается. Но это привычно.

Снял рукавицу — глаза протереть, да покачнулся. Схватился за поручень ладонью, так кожа с пятерни и осталась на металле — мороз прихватил. Добрался до верха, прилег на полати. Тьма кругом, даже звезды качаются. Хороша сменка, ничего себе!

Вижу, внизу машина подъехала. В белый круг света от фар к бригадиру секретарь комсомола вошел. Флаг на вышку привез, догадался я. Попрыгал на полатях, руками помахал, рукавицей щеки потер. Как наждаком провел. Фонарем снизу сигнал подают: подъем верха начинают. Ну, теперь держись. Сверху все маленькие, бегают, суетятся.

«…иппов», — доносится с ветром. Мою фамилию орут. Зря легкие песком набивают.

«…чай», — не подкачай, наверное.

Приладил электрод — и пошло.

Рраз… рраз. Электрод касается металла. Искры, как живые, летят по ветру. Шов сразу остывает. Три «ноги» уже приварил. Глянул вниз, а там что-то неладное творится, тракторы в разные стороны расползаются, канаты натягивают.