Юрий Кудрявцев - Три круга Достоевского

В одном из писем Макар создает образ ребенка, стоящего у гроба своего девятилетнего брата, образ, вызывающий перево­рот в душе каждого, способного чувствовать, человека. «Малень­кая девочка, дочка, стоит прислонившись к гробу, да такая, бед­няжка, скучная, задумчивая! А не люблю я, маточка Варенька, когда ребенок задумывается; смотреть неприятно! Кукла какая-то из тряпок на полу возле нее лежит, — не играет; на губах паль­чик держит; стоит себе — не пошевелится. Ей хозяйка конфетку дала; взяла, а не ела. Грустно, Варенька, — а?» [1, 50].

Конечно, ожидать иного поведения ребенка у гроба своего близкого вряд ли следует. Тут Макар переусердствовал. Но он говорит об этом, зная и предшествующую жизнь детей Горшкова. Эти дети тихи и серьезны всегда. «Всегда у них в комнате тихо и смирно, словно и не живет никто» [1, 24].

Не менее впечатляющ образ лет десяти мальчика, чахлого, нищего, «чуть ли не босого», стоящего около шарманщика и про­сящего милостыню.

Эти забитые, задумывающиеся дети, как правило, чисты, самоотвержены, способны на доброту. Чиста и добра Неточка. Са­моотвержен «маленький герой».

Жизнь в произведениях Достоевского трудна для всех, кто честен, добр, сердечен.

Тяжела жизнь фабричных. Рабочий люд, фабричные, не бы­ли в центре внимания Достоевского. Но и в отдельных штрихах отражена беспросветность этой жизни. В частности, как беспро­светность воспринимает фабрику проходящий мимо нее Ордынов.

На первый взгляд кажется, что в произведениях Достоевско­го вообще господствует полнейший мрак, беспросветность. Но это не так. Свет есть. Он не во внешнем, а внутри человека. В пони­мании человеком своего назначения. Так, Макар живет в мире, где господствует мысль, согласно которой «наиважнейшая добро­детель гражданская — деньгу уметь зашибить» [1, 47]. Но сам он горд тем, что живет трудом, а не ловчит ради «зашибания день­ги». «У меня кусок хлеба есть свой; правда, простой кусок хле­ба, подчас даже черствый; но он есть, трудами добытый, закон­но и безукоризненно употребляемый. Ну что ж делать! Я ведь и сам знаю, что немного делаю тем, что переписываю; да все-та­ки я этим горжусь; я работаю, я пот проливаю» [1, 47].

И к другим людям Макар относится с учетом их труда. Для него шарманщик с Гороховой выше праздных людей. «Нищий, нищий он, правда, все тот же нищий, но зато благородный ни­щий; он устал, он прозяб, но все трудится, хоть посвоему, а все-таки трудится. И много есть честных людей, маточка, кото­рые хоть немного зарабатывают по мере и полезности труда своего, но никому не кланяются, ни у кого хлеба не просят» [1, 86 — 87]. Макар прежде всего делит людей на трудящихся и не­трудящихся. И гордится тем, что сам он трудящийся. Другой ге­рой, Голядкин, гордится тем, что идет по жизни, как ему кажет­ся, прямым, честным путем.

В этом понимании своего жизненного пути и есть свет. Свет внутри. А во вне — тьма. Судьба героев, как правило, трагична. Спасения нет. Макар остается жив и здоров. Но похоже, что его путь — к алкоголизму. Прохарчин жил завтрашним днем, из стра­ха перед ним копил. Завтра он не дождался — умер. Умирает студент Покровский, умирает ребенок Горшкова, умирает и сам Горшков. Сходят с ума Голядкин, Вася Шумков, Ефимов. Кон­чает самоубийством мать Неточки.

Общее у всех то, что жизнь рвется как натянутая струна. Эту струну, как говорит одна героиня, «слишком, слишком натянули: она не вынесла и умерла, слышишь, как жалобно умирает звук» [2, 255]. Много еще будет струн, до предела натянутых. Много будет жалобных звуков. Но пока это лишь негодование автора. Оно еще не стало негодованием умирающих героев. Они умира­ют безропотно, как и жили.

Трагедии не касаются лишь хищников. Те воспринимают жизнь иначе, у них своя система отсчета. Это разного рода хозяева, лю­ди преуспевающие. Выглядят они у Достоевского всегда непри­ятно. Из портрета одного ростовщика: «седенький, глазки такие вороватенькие, в халате засаленном и веревкой подпоясан» [1, 78]. Такие люди богаты материально, но бедны духовно. И пото­му, в определенном смысле, тоже люди «бедные».

В этот период жизни Достоевский показывает нам первого из вернувшихся к богу героев — Ордынова. Здесь же, в «Хозяйке», впервые у Достоевского проявляется детективность сюжета.

В произведениях Достоевского бросается в глаза непочтитель­ное отношение к немцам. Уже в «Двойнике» появляется немец-доктор с гибридным именем Крестьян Иванович Рутеншпиц. В «Неточке Незвановой» изображен немец Карл Иванович, криво­ногий, но очень амбициозный танцор.