Юрий Кудрявцев - Три круга Достоевского

Герои несчастны. Это правило. Как символ неустроенности их жизни — слезы, припадки, обмороки. Это слезы горя и слезы уми­ления. Много тех и других. И слезы умиления нередко есть раз­новидность слез горя; сколько вытерпели люди, чтобы так чув­ствительно воспринимать просветление. Припадки и обмороки (мать Нелли, сама Нелли, Александра Михайловна) — проявле­ние нервозности и жестокости жизни.

У героев нет уверенности в себе. Они живут «помаленечку» и «втихомолочку», ходят как бы на полусопнутых. Вот Горшков: «коленки у него дрожат, руки дрожат, голова дрожит, уже от болезни что ли какой, бог его знает; робкий, боится всех, ходит стороночкой...» [1, 23 — 24]. А вот в пути Голядкин: «дробил и семенил по тротуару Фонтанки частым, мелким шажком, немно­го с притрусочкой» [1, 140].

Заболевший Прохарчин не ходит. Лежит. Но как лежит? Ле­жит, «приплюснув себя к постели своей, словно как заяц припа­дает от страха к земле, заслыншв охоту» , [1, 249].

Язык живущих на полусогнутых тоже какой-то полусогнутый. Из словаря Макара: горшочек с бальзаминчиком, занавесочка, стульчик, геранька, комодец, салопчик, яблочки, улыбочка, пус­тячки, жилеточка, шинелька. Каждое из этих употребленных в отдельности слов лишь отчасти характеризует произносящего. Но данные одному герою, употребляемые им постоянно и «ско­пом», они выдают определенное умонастроение, вызванное опре­деленным укладом жизни.

Героя с таким языком так и видишь бегущего трусцой, и именно на полусогнутых. Такой язык обусловлен личностью его носителя. Но не только. ,Он обусловлен и самой действительно­стью. И рад бы назвать что-то иначе, да нельзя. Вот старик По­кровский приходит и снимает шляпу. Далее — ее характеристика: «измятая, дырявая, с оторванными полями» [1, 34]. И вот через восемь строк текста старик уходит и надевает шляпенку. То, что обрисовано было, шляпой уже назвать нельзя.

Язык Голядкина более выпрямлен, чем язык героя первого произведения — Макара. Но не совсем выпрямлен. Голядкин го­ворит намеками: «одно лицо» и т. п. В «Хозяйке» язык ученого, Ордынова, иной, выпрямленный. Но у героя «Ползункова» — сно­ва «втихомолочку», «квартиренка» и т. п.

Достоевский мог бы ничего прямо не говорить о личности ге­роя. Слова, героем употребляемые, сами говорят о его личности и создают образ, ошибиться в правильности которого невозмож­но. Язык героя — наиболее яркое средство для его характерис­тики.

Обращает на себя внимание отсутствие солидарности между людьми, поставленными примерно в одно и то же положение. Хотя каждый завтра может оказаться в положении Голядкина, на Голядкину не сочувствуют. Ведь это будет завтра. А может быть, еще и пронесет. Макара, в состоянии крайне неблагоприятном, затолкала толпа работников. Сторож учреждения не дает ему щетку, чтобы почистить одежду, — испачкает щетку. Равнодуш­ны окружающие к Прохарчину и Ползункову. А если неравно­душны, то лишь зло неравнодушны. Безразличие, равнодушие од­ного к другому настолько укоренилось, что стало нормой.

Безразличны или враждебны к человеку близкие, дальние, да и сама атмосфера города. Город встречает человека неуютом. При отъезде Вари из деревни «день был такой светлый, теплый, яркий» (1, 27]. Но вот она въезжает в Петербург: «дождь, гнилая осенняя изморозь, непогода, слякоть и толпа новых незнакомых лиц, негостеприимных, недовольных, сердитых!» [1, 27].

Природа как бы в единстве со всем тем, что направлено про­тив человека. Даже перед смертью, в последнем акте человече­ской трагедии, проживший в тусклости человек видит только ту же тусклость. Вот умирающий от чахотки студент Покровский просит Варю поднять занавес у окна. «Ему верно хотелось взгля­нуть в последний раз на день, на свет божий, на солнце. Я от­дернула занавес; но начинающийся день был печальный и груст­ный, как угасающая бедная жизнь умирающего. Солнца не было. Облака застилали небо туманною пеленою; оно было такое дож­дливое, хмурое, грустное. Мелкий дождь дробил в стекла и омы­вал их струями холодной, грязной воды; было туокло и темно. В комнату чуть-чуть проходили лучи бледного дня и едва оспари­вали дрожащий свет лампадки, затепленной перед образом. Умирающий взглянул на меня грустно-грустно и покачал головою. Через минуту он умер» [1, 45].

Облачное, туманное, дождливое, хмурое, тусклое, темное, хо­лодное, грязное. И все это в совокупности. И даже могучее солн­це с трудом соперничает с лампадкой. Таков итог жизни. В ито­ге жизни то же самое, что и в ее процессе.