Валерий Алексеев - Школа одаренных переростков

— Леночка? — переспросил мой собеседник. — Но ведь это же наша лучшая ученица, гордость школы. Чем же, по-твоему, она заболела?

— Она психически больна. И это вы искалечили девочку, уважаемые.

— Голословно.

— Если бы так. Несколько минут назад она предприняла попытку меня убить.

— Леночка? Ни за что не поверю.

— Во всяком случае, она пыталась выклевать мне глаза.

— Продвинутая девочка… — растроганно пробасил мой собеседник.

Это меня обозлило.

— Ну, разумеется, для вас это успех интеграции, но я смотрю на происшедшее иначе.

— И что вы предлагаете? — осведомился Егор-Горыныч, перейдя на вы.

Как будто попытка выклевать мне глаза как-то меня возвысила.

— Прежде объясните, зачем вам всё это нужно, — сказал я.

— А потом?

— А потом будем вместе думать, что делать дальше.

— Вместе? Думать? — В словах моего собеседника прозвучала высокомерная нотка.

— Именно вместе, — не поддаваясь на провокацию, твердо ответил я.

— Да, но о чем?

— Я уже сказал: вместе думать о том, что делать дальше.

— Зачем вам себя утруждать? У нас нет запасных вариантов. Мы знаем, что делать дальше, и будем это делать.

— Нет, не будете, если мы этого не захотим.

Лже-Егоров долго молчал.

— У вас, у людей, легкомысленное отношение к птицам, — сказал он наконец. — Если бы мы были пресмыкающимися, вы разговаривали бы сейчас со мной совсем иначе.

— Возможно, но я в этом не виноват.

— В чем не виноват?

— В том, что вы не пресмыкающееся.

— Шутка? — осведомился мой собеседник.

— Шутка, — согласился я.

— Отвратительная привычка — шутить по любому поводу и без малейшей необходимости, — пророкотал Егор-Горыныч. — Это от неоправданного самомнения.

Я решил оставить этот выпад без ответа.

— Вы сказали, что у вас только один вариант, — продолжал я. — Это неверно: вариантов как минимум три. Первый — закрыть школу и распустить учеников по домам. Второй — продолжать ваш проект «Интеграция», если мы сочтем это возможным. Третий — заклевать меня до смерти и творить свое дело уже без помех. Только вряд ли это у вас получится. Мои товарищи — тоже не подопытные…

Я хотел сказать «кролики», но решил, что мой собеседник может это неверно понять.

— …тоже не подопытные микроорганизмы. Рано или поздно они потребуют у вас объяснений. Вы не всё учли, дорогие пернатые друзья.

— Да, наверно, — отозвался Егор-Горыныч. — Но у нас нет выбора.

— Почему?

Молчание.

— Почему у вас нет выбора? — повторил я.

— Мне больно об этом говорить, — далеким и слегка изменившимся голосом отозвался мой невидимый собеседник. — Вы безжалостно настойчивы, молодой человек.

— Давайте не будем отвлекаться. О жалости поговорим в другой раз.

— Почему в другой раз? Жалость — это вечная тема. К сожалению, вам, людям, это чувство не свойственно.

— Вот уж чья бы корова мычала… — пробормотал я.

— Прошу прощения, не понял, — после паузы пробасил мой собеседник.

— Это неважно. У меня вопрос: вы сами платите за телефон?

— Сам.

— Так давайте короче. А то вам счет такой пришлют, что мало не покажется.

— Хорошо, буду краток, — Егор-Горыныч тяжело вздохнул. — У нас большое горе. Огромное, почти непоправимое…

Я ждал.

— Наша стая вымирает… — Новый прерывистый вздох. — Трагическое стечение обстоятельств, в суть которых вам вникать не обязательно, привело к тому, что мы утратили инстинкт продолжения рода. Мы стремительно стареем. По вашим земным меркам в запасе у нас осталось меньше восьмисот лет.

Ах, вот как объясняется загадочная фраза наставника Иванова:

" У нас в распоряжении еще целых восемьсот лет …"

— Нам нужен свежий биологически активный материал, — уныло гудел Егор-Горыныч.

— Но зачем вам человеческие детеныши? — спросил я. — Берите пингвинят! Их, по крайней мере, не надо обучать яйцекладке.

— Пингвинята не подходят. Их можно выдрессировать, но обучить нельзя. Они неспособны к разумной жизни.

— А мы, на свое несчастье, способны. Да еще из неблагополучных семей. И поэтому нас можно как угодно уродовать?

— Не уродовать, а улучшать, — возразил мой невидимый собеседник. — Переделывать по своему образу и подобию. Вас ведь тоже кто-то вывел такими. И не надо мне рассказывать, что вы произошли от обезьян. Вы и сами не знаете, какие для этой цели были подобраны материалы.

— Как не знаем? Адама вылепили из глины, Еву вырезали из ребра.

— Ну, это сказка, исполненная множества противоречий. Начать хотя бы с того, что пара никак не могла быть одна.