— Спасибо, не надо.
Мы помолчали.
— Скажи мне, Софья, — осторожно спросил я, — ты хотела бы стать птицей?
— Зачем? — удивилась Соня. — Мне и так хорошо.
Понятненько. Значит, эта еще не догадалась.
— Мне тоже хорошо, — сказал я. — Спокойной ночи.
— Все такие оригинальные, — обиженно ответила Соня и отключилась.
Я подошел к зеркалу. Лицо у меня было покрыто жуткими царапинами, как будто я делал себе боевую татуировку. Надо было залечить раны, и я примерно знал, как это делается, но времени на терапию не оставалось.
Я закрыл дверь на задвижку, сел к журнальному столику и набрал номер гражданина Егорова Егора Егоровича.
Была глубокая ночь, но сотрудники ИКИ по ночам не спят, это общеизвестно.
Густой мужской бас отозвался:
— Егоров у аппарата.
Голос был настолько человеческий, настолько не-птичий, что я потерял кураж.
Но отступать было невозможно.
— Говорит Алёша Гольцов.
— Рад тебя слышать, Алёша. Что-нибудь случилось?
— Пока еще ничего не случилось.
— Тогда потрудись объяснить, что побудило тебя побеспокоить незнакомого человека в ночное время. Причина должна быть очень веская.
"Незнакомого человека…" Еще он будет меня отчитывать, самозванец. Не человек ты, дядя, а Егор-Горыныч.
И, собравшись с духом, я выдал домашнюю заготовку:
— Вот что, тварь пернатая: оставь в покое мою маму.
Расчет мой был таков: нормальный дядечка, услышав эти слова, обидится и потребует объяснений (вариант: выругается и бросит трубку), биоробот же сохранит спокойствие, для него слова "тварь пернатая" означают лишь "пернатая тварь".
Егоров выбрал спокойный вариант.
— Почему ты решил, что я пернатая тварь? — прогудел он в телефонную трубку. — Я не тварь, а доктор наук. И с чего ты взял, что я беспокою твою маму? Я регулярно покупаю у нее журналы. Мы часто беседуем, в том числе и о тебе. Если это ее как-то тревожит, почему она не скажет мне об этом сама?
Модуляции его голоса были такие естественные, что я вспотел от стыда.
В самом деле: почему Егор Егорович не может носить фамилию «Егоров»? А ведь это был мой единственный аргумент. Больше мне сказать было нечего.
— Ты совершенно прав, — согласился мой собеседник. — Больше сказать тебе нечего. Фамилия — вовсе не аргумент — и уж, конечно, не основание для того, чтобы дерзить старшему. Вот что: давай забудем этот инцидент и пожелаем друг другу доброй ночи. Договорились? У меня еще масса работы.
Я молчал. Со стороны Егор-Горыныча было огромной любезностью согласиться со мною, что фамилия — не аргумент… но ведь я ему этого не говорил! Я это только подумал.
Я это только подумал, а о блокировке забыл. Мне казалось, что мысли не передаются по телефону. Да и странно блокироваться, когда ты ведешь разговор с невидимым собеседником, который находится от тебя, быть может, в сотнях парсеков.
" Извините, Егор-Горыныч, — молча сказал я. — Мне очень стыдно. Я весь горю от стыда. Не говорите, пожалуйста, маме ".
Это был контрольный дубль, и он сработал.
— Хорошо, обещаю, — добродушно пробасил Егор-Горыныч. — Обещаю, что мама ничего не узнает о твоей дикой выходке. Может быть, в дальнейшем мы даже станем друзьями.
" Как же, как же, — злорадно подумал я. — И след твой простынет, когда я вернусь ".
— А разве ты собираешься возвращаться? — спросил Егор-Горыныч — и тут, видимо, до него дошло, что его раскололи.
Наступила долгая пауза: то ли этот тип соображал, что делать дальше, то ли ждал инструкций от своих хозяев.
— Да, ты умный мальчик, — промолвил он наконец. — Очень жаль, что тебе разонравилась наша школа. Искренне жаль.
— Мне она совсем не разонравилась! — возразил я. — Я готов и дальше учиться, если вы примете три моих условия. Условие номер один: я хочу остаться человеком. Номер два: по первому моему требованию вы вернете меня домой. Номер три: обижайтесь не обижайтесь, но мою маму вы должны оставить в покое.
— Но и ты должен выполнить одно условие, — сказал мой собеседник. — О содержании нашего договора ты никому не сообщаешь. Никому. Видишь ли, мы затратили на вашу интеграцию слишком много энергии и не можем допустить, чтобы вы разлетелись.
Ах, вот как они это между собой называют. "Интеграция".
— К сожалению, это условие невыполнимо, — твердо ответил я. — Ребята будут знать о нашем разговоре, и я лично приложу все усилия, чтобы они, как и я, категорически отказались от этой вашей, как вы сказали, интеграции. Да, чуть не забыл. Лена Кныш нуждается в лечении, ее надо срочно отправить домой.
Читать дальше