Брайан Олдисс - Лето Гелликонии

Если вода была основой жизни мади, то шерсть была их товаром.

– Вода есть Ахд, шерсть есть Ахд .

Песнь по большому счету могла ошибаться, но зерно истины в ней несомненно было.

Мужчины чесали шерсть с животных и красили ее, женщины старше четырех лет ходили с прялками вдоль тропы и сучили из шерсти нитки. Все, что выходило из рук мади, было сделано из шерсти. Шерсть флебихтов, сатар, была самой тонкой и нежной, из нее ткали мантии, которыми не брезговали и королевы.

Шерстяные вещи паковали во вьюки на спины лойсей, либо мужчины и женщины племени носили их прямо на теле, под верхней одеждой из грубого холста. Товары из шерсти шли на продажу в городах, попадающихся вдоль тропы, - Дистаке, Йисче, Олдорандо, Акаке…

После ужина, вкушаемого уже в сумерках, племя отходило ко сну; укладывались спать все вместе, гуртом, поближе друг к другу - мужчины, женщины, дети, животные.

Желание женщины проявляли крайне редко. Когда настала пора для девушки Робы, та повернулась к нему и попросила удовлетворить ее, и в ее трепетных объятиях он нашел отраду. Ее наслаждение выплеснулось мелодичным стоном-песней.

Тропа мади была так же неизменна, как и распорядок их дня. Они отправятся на запад или восток по разным тропам; иногда эти тропы пересекались, иногда расходились на сотни миль. Путь в одну сторону занимал, как правило, один малый год, поэтому вопрос измерения времени у мади решался просто: о том, сколько минуло дней, говорили в смысле пройденного расстояния - поняв это, Роба сделал свой первый шаг в осознании хр'мади'х.

О том, что Путь мади длится многие сотни лет, можно было судить по флоре, разросшейся вдоль тропы. Создания с птичьими чертами, в чьей собственности не было ничего, кроме их животных, тем не менее роняли что-то вдоль своей тропы. Кал и семена растений занимали тут не последнее место. В привычке женщин мади было на ходу срывать стебли попадающихся на пути трав и ветви деревьев и кустарников - афрама, хны, красной черемицы и мантлы. Из всего этого добывалась краска. Семена этих растений вместе с семенами растений, употребляемых в пищу, например ячменя, также падали на землю вдоль тропы. Колючие семена и споры цеплялись за шкуры животных.

На всем своем протяжении Путь начисто губил пастбища. Однако вместе с тем Путь давал земле и возможность цвести.

Даже в полупустыне мади двигались по извилистой полосе кустарника, трав и редких деревьев, виновниками случайного появления которых были они сами. В бесплодных горах на Пути росли цветы, которые в прочих условиях можно было найти только на равнине. Пути восточного и западного направлений - зовущиеся у мади «укт» - пролегали, петляя подобно лентам, через весь экваториальный континент Гелликонии, отмечая след этих почти людей.

По прошествии нескольких теннеров бесцельных и непрерывных переходов Роба позабыл свою принадлежность к роду людскому и ненависть к отцу. Путь вдоль тропы-укт стал его Ахд, его жизнью. Иногда, обманывая себя, он притворялся, что понимает дневное бормотание своих спутников-кочевников.

Он с самого начала предпочитал бродячую жизнь расчетливой жизни двора, но существование с мади далось ему не просто; главной сложностью оказалось приспособиться к пище кочевников. Мади сохранили огнебоязнь, и потому приготовление пищи было у них весьма примитивным; размазывая тесто по раскаленным камням, кочевники пекли пресный хлеб, ла'храп. Ла'храп мади готовили впрок, питались им в пути, употребляя свежим, черствым или плесневелым, все равно. С хлебом в пищу шли молоко и кровь домашних животных. Иногда, во время праздничных пиршеств, мади позволяли себе полакомиться измельченным мясом.

Кровь имела для мади очень важное значение. Робе пришлось вызубрить целый ряд слов и выражений, теснейшим образом связанных с понятием пути, крови, пищи и бога-в-крови. Иногда, ночами, он пробовал как-то классифицировать приобретенные знания, несколько раз в часы затишья пытался даже изложить свои мысли на бумаге; из этого мало что выходило, ибо когда все племя, вкусив скромную вечернюю трапезу, вповалку укладывалось спать, сон неудержимо сковывал и его.

Не было силы, которая могла бы удержать его глаза открытыми. Видения перестали наведываться в его сон, и со временем он проникся уверенностью, что мади, по всей вероятности, сны неведомы. Иногда он начинал задумываться о том, во что могли превратиться мади, если бы их неким образом удалось научить видеть сны. Возможно, тогда они могли бы сделать первый робкий шаг со своих задворок навстречу цивилизованному миру.