П. Севастьянов - Искатель. 1967. Выпуск №2

Оказалось, что фашисты где-то захватили психиатрическую больницу и гнали теперь ее обитателей по снегу в мороз и в метель в смирительных рубахах и с обритыми наголо головами. Я еще не видел такой горячей злости, какая охватила солдат, когда прошли первое ошеломление и ужас. Никогда с таким старанием не выбирали они на мушку, к счастью, достаточно приметную серо-зеленую цель. Несколько минут спустя фашисты бежали восвояси, а больные бросились к нам, путаясь в балахонах, попадали в окопы. Мы повели их в деревушку — посиневших от холода, бессвязно бормочущих — обогрели и накормили. На другой день за ними приехали из медсанбата. Все больные оказались жестоко обмороженными. Помню, какой остался тяжкий осадок в душе каждого из нас, хотя мы и сознавали, что этот последний предел подлости означает и последний предел отчаяния фашистов.

Да, они уже начинали чувствовать приближение конца. Вот я читаю их письма на родину из Подмосковья, по каким-либо причинам не отправленные, взятые у пленных. Привожу их в той последовательности, как они ко мне поступали.

Письмо другу: «Когда ты получишь это письмо, русские уже будут разбиты. Наш путь оказался тяжелее, чем мы ожидали. И все же, как и обещал фюрер, мы закончим его торжественным маршем на Красной площади!»

Жене: «Я тебе пришлю такие подарки, что соседи с ума сойдут от зависти. Повремени еще немного…»

Это письмо не отправлено, вместо него через несколько дней написано другое: «Перестань мне надоедать своими напоминаниями, мне не до подарков. Пойми, здесь настоящий ад. Я чувствую, что живым отсюда не уйду…»

Он оказался прав, этот не по своей вине неудавшийся мародер.

5 декабря — начало великого наступления. В составе частей нового, Калининского фронта мы продвигаемся к городу.

Вновь перед нами маячит знакомая темно-серая громада элеватора. Теперь там, на вышке, немецкий наблюдательный пункт. Это мы поняли сразу по тому подозрительно точному артогню, который заставил нас залечь на подступах к городу.

Все поле перед элеватором изрыто окопами. Но где-то же должен пролегать провод, ведущий с вышки к артиллерийским позициям. Ночью на поиск идет один из наших лучших связистов, младший сержант Седой, сам великий комбинатор по части упрятывания проводов. Ползком пробирается мимо часовни, находит провод в снегу, перекусывает его кусачками.

Другой дорогой к воротам элеватора подкрадывается отряд разведчиков лейтенанта Аверина. Сам он разведчик «по крови», герой боев на озере Хасан. В темноте маленькая группа лицом к лицу столкнулась с часовым. Немец дремал, опершись на винтовку. Один из разведчиков, Вербицкий, двинул его кулаком в челюсть:

— Спишь на посту, болван.

Другой вырвал из рук винтовку, заткнул кляпом рот. На прощанье разведчики забрасывают гранатами автомашины и пулеметные гнезда, прикрывающие вход в элеватор.

Приведенный в чувство пленный рассказывает: одно крыло элеватора заминировано, оно нам будет «пожертвовано» без боя. Взрыв послужит фашистам сигналом к атаке. Наши отряды, прорвавшиеся в здание, будут окружены и уничтожены.

Через час группа Аверина вновь отправляется в путь. Теперь подойти к элеватору много труднее: фашисты после диверсии начеку. Но, вероятно, им все же не пришло в голову, что разведчики в ту же ночь явятся снова. Группа Аверина пробирается в здание, чтобы отыскать заряды и остаться до утра, пока элеватор не будет окружен нами.

В назначенный час наши батальоны скрытно заняли заранее установленные позиции, а в атаку пошел всего один наш батальон. Почти одновременно раздался взрыв. Это Аверин взорвал заминированное гитлеровцами крыло элеватора. Ничего не подозревая, повинуясь условленному сигналу, фашисты пошли в атаку целым полком и напоролись на наши засады. К полудню элеватор был уже в наших руках, затем и прилегающие к нему здания окраины.

Десять дней наши части сражались в городе, проявляя невиданное мужество и героизм, выбивая зверствующего от собственного бессилия врага. К исходу 16 декабря над зданием горсовета взвился красный флаг.

— Пожалуй, хватит, — сказал Виталий Евгеньевич Руновский, положил в ящик стола папку с рентгеноснимками двух изучаемых метеоритов, и встал. Пять шагов до двери, а по обеим сторонам прохода холодные гладкие стенки приборов, слепые — пока приборы не включены — глаза-шкалы, костлявые стеллажи.