П. Севастьянов - Искатель. 1967. Выпуск №2

Пошли напором, прорвались сквозь артиллерийский заслон, выскочили к полевому аэродрому. Огнем пушки разнесли на поле два бомбардировщика и подожгли цистерну с горючим. Это была уже окраина Калинина, и на полной скорости единственная «тридцатьчетверка» ворвалась в город, занятый врагом. В город, наводненный войсками и всяческой техникой, где за каждым углом ожидала смерть. Все спасение — в скорости, мгновенной реакции, невиданной дерзости. Встретилась колонна с мотопехотой — ударили с ходу прямой наводкой, разнесли в щепы несколько грузовиков, давили пехоту гусеницами, гнали по улице и косили из пулемета. Подорвали машину с боеприпасами — ящики с патронами и снарядами рассыпались, горели, взрывались один за другим, тысячи осколков разлетались вокруг… Полное впечатление яростного боя, десанта, артиллерийской и ружейной пальбы. Выскочили на площадь, к штабу или комендатуре, там висел флаг со свастикой, стояли часовые и танк, — снарядами по окнам, танк изувечили ударом корпуса… Тысячи пуль барабанили по броне, иссякало горючее, кончались боеприпасы. Но два или три часа грозная «тридцатьчетверка» носилась и петляла по узким улицам, оставаясь хозяином города. Вышли на широкий проспект, помчались к городской заставе, к тылам вражеских батарей, и здесь еще напоследок утюжили орудия, давили и расстреливали разбегавшихся артиллеристов. Потом на остатках горючего уходили по московской дороге к своим, целые и невредимые. Так они и попали к нам.

Должен сказать, что все подробности этого удивительного рейда стали нам известны уже потом, после освобождения Калинина, из уст подпольщиков и местных жителей. Сами танкисты рассказывали об этом коротко и невнятно. Но из скупых слов вставала простая и ясная истина — город принадлежит нам, а не тем, кто взял его временно, превосходящей силой.

В эти дни установился в дивизии обычай своеобразного чествования героев, чествования одновременно с обменом боевым опытом, когда «именинники» сами рассказывали, как и что помогло им отличиться в бою. И именно поэтому назывались наши собрания «фронтовыми академиями». Собирались обыкновенно по вечерам, после успешного боя или удачной вылазки, в полуразрушенном клубе совхоза или просто в хате. Растревоженные немцы освещали свой передний край ракетами и трассирующими пулями, весьма кстати дополняя праздник иллюминацией и помогая нам отыскивать дорогу среди груд битого камня и щебенки.

Вот обычный такой вечер в 190-м полку. В зале полутьма, горят коптилки в снарядных гильзах, по стенам колышутся огромные тени. Солдаты сидят в полушубках, обвешанные оружием, дышат паром. Играет заезженный патефон. Сегодня отличились пулеметчик Куликов, перебивший около взвода фашистов, и снайпер Еремеенко, снявший крупного офицерского чина. «Именинников» просят на сцену: они выходят смущенные, пряча в воротники небритые подбородки, извиняются — только что из боя. Командир полка Сиятный торжественно отпускает им этот грех.

— Ну, а теперь, Куликов, сознайся, как было дело.

Куликов рассказывает, из зала его подзадоривают, выспрашивают подробности.

— Все слышали, как надо воевать? — спрашивает Сиятный.

— Все! — ревет зал так, что едва не вылетает фанера из окон. Сиятный достает флягу и наливает «имениннику» для согреву, а также за помин души убиенных гитлеровцев.

— Бей, Куликов, этих гадов покрепче.

— Есть бить покрепче!

Потом так же отчитывается отличившийся снайпер. Затем начинается подписка на танковую колонну «Истребитель оккупантов».

7 ноября неведомо какими путями дошли до нас слухи о параде на Красной площади. Принесла его «солдатская почта» часов около одиннадцати утра, еще до того, как пришли газеты. И мне трудно переоценить все значение этого парада, все его ошеломляющее впечатление на всех нас — от командира дивизии до любого ее солдата. Мы испытали прилив большой радости, даже несмотря на то, что день этот был для нас крайне тяжелым. Почти одновременно с нами узнали об этом параде и гитлеровцы и тут же начали ожесточенный артобстрел, продолжавшийся более суток. Один огневой шквал сменялся другим. Разрывы снарядов, пулеметные очереди, ружейная пальба. Все это походило бы на подготовку к атаке, если бы огонь не был таким беспорядочным. Тем не менее эти сутки нам было не до сна, мы были готовы к всему. А вести продолжали поступать — пришли газеты с описаниями парада.

Несколько дней спустя фашистская звуковая установка объявила нам во всеуслышание: завтра утром ждите нашего наступления. Дивизии предлагалось унести до рассвета ноги. Ночь давалась «на всякие размышления».

Читать дальше