Юрий Греков - Слышишь, Кричит сова !

- И тем не менее я знаю,- в тоне Коренькова не было ни малейшего упрямства, скорее усталая уверенность, - Утверждать можно что угодно,мягко сказал Антон Давидович.- Но стоит ли утверждать недоказуемое?

- Сейчас, одну минуту,- вдруг сказал Кореньков, лицо его напряглось и он, глядя перед собой отсутствующим взглядом, запинаясь, заговорил:Однажды ночью наступит день... и встанет солнце в полнеба, и уйдет мальчик, и придет мальчик... и поймут люди...

Алексей почувствовал, что ему не хватает дыхания.

Иван глядел во все глаза. Антон Давыдович грузно оперся о стол, спросил глухо: - Что вы знаете?

- Я знаю, что у вас есть сенсокоммуникатор..

- Это он вам сказал? - быстро спросил Антон Давыдович.

- Да.

- И вы хотите им воспользоваться?

- Иначе нельзя. Я не могу рассказать, я могу вспомнить...

- Занятно, занятно,- рассеянно бормотал Антон Давыдович и, резко повернувшись к Ивану, то ли попросил, то ли приказал: - Давай машинку.

Иван бросился к стеллажу в дальнем конце лаборатории. Сеноокоммуникатор, сконструированный когда-то Алексеем, приспособленный Иваном для программирования биоров, был запихнут за груду других до поры ненужных приборов. Иван вытащил шлем, быстро осмотрел - вроде в норме, подсоединил провода к клеммам блока питания. "Если батареи не сели, тогда порядок",- пронеслась мысль. Аппарат сепсокоммуникации в свое время очень пригодился: с его помощью устанавливался мысленный контакт между программистом и биором.

- Спасибо,- кивнул Антон Давыдович, когда Иван положил аппарат перед ним, и спросил: - Иван Петрович, а мы можем получить запись мысленной информации?

Иван мгновенно ответил: - Да.

- Ну, пожалуйста,- сказал Антон Давыдович и, повернувдиись, спросил: Если не возражаете, Николай Ильич, можем попробовать.

- Конечно,- ответил тот.

Иван быстро подсоединил выходы сенсокоммуникатора к дешифратору хронограмм, проверил напряжение, пере двинул тумблер в положение "автоматика" и сказал: - Можно...

- Вы готовы, Николай Ильич? - спокойно спросил Антон Давыдович.

- Да.

- Алексей, помоги, пожалуйста, надеть шлем...

Дешифратор низко загудел, легко застрекотало печатающее устройство, из подающей прорези поползла широкая бумажная лента...

Снег лежал до Яковлева дня, а на осень мороз побил хлеб, и зимою был глад, осмина ржи стоила гривну... В следующем годе также глад: люто было, осмина ржи стоила две гривны, малая кадка по семи кун, и ели люди лист липовый...- он замотал головой, пытаясь стряхнуть нелепый сон. Но это был не сон, и он это знал, но вскочил из-за стола, швырнул рейсфедер на доску, как будто надеясь, что резкий стук собьет странное состояние, наплывшее на него снова - ив который уже раз... Но рейсфедер только равнодушно звякнул, а у него в ушах продолжал звучать далекий детский голосок, вдруг сменявшийся сип лым старческим шепотом и снова выраставший до пронзительной высоты: ...и ели люди лист липовый, кору березовую, солому, мох, падали мертвые от глада, трупы валя лись по улицам, на торгу, по путям и всюду... Наняли наемщиков возить мертвяков из города, от смрада нельзя было выйти из дому, печаль, беда на всех!..

Голосок умолк, как оборвался, а может, его заглушил странный непривычный шум, ворвавшийся в комнату,- заколотила в стекло ветка, жалобно заскрипели стволы, тонко свистя, завертелся, ероша темную хвою ветер, грозя разнести избушку по бревнышку, загудел, застонал Дикий бор...

"Какой бор? Откуда бор?" - закричало у него внутри, и он обессиленно осел на стул. Шум пропал, как не было.

В чистом окне ("какая ветка? Девятый этаж!" - мелькнуло в голове) на фоне оседающего в закат солнца черными пушечными стволами уперлись в небо четыре трубы, увенчанные подсолнуховыми коронками рыжего дыма. Химзавод. Первая очередь. Слева белыми кораблями уплывают в закат многоэтажные громады с пламенеющими от последних лучей окнами - красиво и больно смотреть.

Он подался вперед, к окну. Справа от химзавода - между корпусами его и кольцевой дорогой - узенькой полоской протянулся лесок, не лесок даже, а так - лесишко, в глупой надежде уцепившийся корнями за землю, которая уже т принадлежит ему. Три года назад он, этот сегодняшний лесишко, жалкий остаток, темными шуршащими валами укатывал за горизонт. "И впрямь был дикий бор", - подумалось. Но прогресс - штука серьезная: плывут теперь до горизонта белые громады, дымят день и ночь трубы химзавода, в чьих цехах рождается то, что за миллионы лет не сумела создать природа, создавшая этот лес.