Юрий Греков - Дротик Одиссея

Юрий Греков

ДРОТИК ОДИССЕЯ

- Сергей Григорьевич какой-то вроде не в себе был,-заключила Настя, закончив подробный отчет о событии, состоявшем в том, что в библиотеку заходил Сережка Гриценко и, не застав меня, просил вечером зайти к нему.

Конечно, если бы зашел с той же просьбой, скажем, Василий Иванович, другой мой приятель, Настя просто сказала бы: заходил, мол, просил передать... Но Василий Иванович по Настиному искреннему убеждению безнадежно стар, поскольку ему уже почти под сорок, и уже поэтому абсолютно никакого внимания требовать не может. Настя- практикантка из Кишиневского университета, лет ей от роду девятнадцать, а Сергей Григорьевич, или, для приятелей, просто Сережка Гриценко, по общему признанию в некотором роде эталон мужского обаяния, которое подкреплено двумя немаловажными деталями: холостяк двадцати пяти лет (даже в глазах Насти это приемлемый возраст) и прочная репутация очень хорошего педиатра.

Недавно Сережка получил квартиру в только что сданном пятиэтажном доме, первом в нашем райцентре. По плану в ближайшие годы рядом должны подняться еще три таких же небоскреба, но уже сейчас местные патриоты, гордые приобщением к высотному строительству, называли новый дом не иначе, как Черемушки.

В маленьком городке случается историй, пожалуй, не меньше, чем в столицах, хотя на первый взгляд, что тут особенного может произойти? Но это только на первый взгляд - тому, кто живал в маленьком городке, этого доказывать не нужно. Вот и Сережкиному вселению в новую квартиру- событию отнюдь не национального масштаба, но вообще-то, безусловно, радостному, предшествовали события куда более значительные, вошедшие в устную летопись нашего райцентра под названием "мамский бунт". Вкратце эта история, которой суждено было стать преданием, выглядит так.

Три года назад, приехав к нам по распределению, Сережка прямо с поезда с чемоданом, дипломом и запасом нерастраченного простодушия явился в горсовет, чтобы с ходу получить ордер на квартиру, причитавшуюся ему как молодому специалисту. Из кабинета председателя он вышел с полным представлением о грандиозных перспективах жилищного строительства в городе, а также с твердым обещанием, что, когда эти перспективы станут явью, ему немедленно будут выданы и ордер, и ключи, и золотые горы в придачу. А поскольку в ожидании всех этих благ жить где-то пока было нужно, Сережка снял комнату у больничной сторожихи и принялся уменьшать процент детской заболеваемости в районе. Надо сказать, что делал он это весьма и весьма успешно. Детишки на приеме у него не орали, не ревели, не дергались, готовно разевали рты на глазах у растроганных мамаш, высовывали языки, охотно ели всякие пилюли и порошки, даже самые горькие, и самое главное - выздоравливали. А поскольку половина населения любого города состоит из мам, тетушек и бабушек, нетрудно догадаться, что это (плюс помянутые уже качества) обеспечило Сережке популярность, которая, будучи изображенной графически, выглядела бы в виде прямой, устремленной в бесконечность.

Когда минули два года, которые Сережке нужно было отработать по распределению, по городу пополз панический слушок: доктор Гриценко собирается уезжать! Неизвестно как возникший (Сережка и не помышлял об отъезде), слух оброс деталями и подтверждениями, среди которых самой весомой причиной предполагаемого докторского бегства было отсутствие приличной квартиры. И тут вспыхнул бунт, который начали мамы, отчего он и получил название "мамский". К мамам присоединились тетушки и бабушки. Депутации и делегации оккупировали приемную председателя. Начальник почты стал опасаться, что придется выделить еще одну почтальонскую единицу - поток писем с припиской "председателю лично" грозил выйти из берегов. В общем, "мамский бунт" хоть и не приобрел размеров Медного, зато окончился полным успехом бунтовщиков, вернее бунтовщиц. После недельной осады, к которой присоединились председательская супруга и, главное, его теща, председатель сдался и клятвенно обещал очередной депутации, что, как только будет сдан новый пятиэтажный дом, он лично вручит доктору Гриценко ордер...

Сережка открыл сразу, как только я нажал кнопку. Вид у него был действительно встрепанный, "не в себе", как заметила Настя.

- Случилось что-нибудь?

- Садись, - сказал Сережка и в упор спросил: - Ты фантастикой балуешься? Так вот... Садись, садись, я тебе сейчас такое расскажу, закачаешься...