Джеймс Баллард - Водный мир

— Если хотите, — продолжал Бодкин, — можете назвать это «психологией тотальных эквивалентов» — или, для краткости, «нейроникой» — и отбросить ее как метабиологическую фантазию. Тем не менее я убежден, что пока мы движемся вспять по геофизическому времени, мы снова попадаем в амнионический коридор и движемся вспять также по спинальному и археофизическому времени, воспроизводя в наших бессознательных разумах отчетливые геологические ландшафты каждой эпохи, их уникальную флору и фауну — столь же узнаваемые для любого индивида, что и для путешественника на машине времени Уэллса. Но только здесь происходит не путешествие по живописной железной дороге, а полная переориентация личности. Если мы позволим этим погребенным фантомам распоряжаться нами по мере их появления, мы будем беспомощно отброшены назад приливной волной подобно обломкам кораблекрушения. — Он потянул было из ряда одну пластинку, но тут же неуверенным жестом ее оттолкнул. — Сегодня днем я, пожалуй, пошел на немалый риск с Хардменом, использовав электронагреватель для симуляции солнца и подъема температуры аж до 50 градусов, однако попытка того стоила. За предыдущие три недели сновидения почти свели его с ума, но последние несколько дней сознание его было куда менее спутанным — как если бы он принимал сновидения как должное и позволял им увлекать себя назад, не сохраняя никакого сознательного контроля. Ради его же собственного блага я хочу как можно дольше поддерживать его в состоянии бодрствования — пожалуй, будильники здесь помогут.

— Если он помнит, что их надо заводить, — негромко прокомментировал Керанс.

Тут мимо станции прогудел катер Риггса. Разминая ноги, Керанс подошел к окну и стал смотреть, как десантное судно описывает уменьшающуюся дугу вокруг базы. Пока катер причаливал к пристани, Риггс проводил через сходни неформальное совещание с Макреди. Несколько раз он указал своей дубинкой на экспериментальную станцию, откуда Керанс заключил, что они готовятся буксировать станцию к базе. Однако по какой-то неясной причине скорое отбытие оставило его равнодушным. Рассуждения Бодкина, пусть туманные, а также его новая психология нейроники предлагали более убедительное толкование происходившей у него в голове метаморфозы, нежели любые другие. Молчаливое предположение, сделанное директоратом ООН — что в пределах новых периметров, приблизительно обрисованных Северным и Южным полярными кругами, жизнь в целом потечет как прежде, с теми же социальными и бытовыми отношениями, по преимуществу с теми же стремлениями и удовлетворениями — было явно ошибочным. Это со всей очевидностью должны были продемонстрировать растущие уровни температуры и паводковых вод по мере достижения ими так называемых полярных редутов. Более важной задачей, нежели картографирование заливов и лагун внешнего ландшафта, было нанесение на карту призрачных дельт и светящихся берегов затопленных нейронических континентов.

— Скажите, Алан, — спросил он через плечо, по-прежнему наблюдая за расхаживающим по пристани Риггсом, — почему вы не отправили отчет в Берд? Думаю, вы должны им сообщить. Всегда есть надежда…

Но Бодкин уже вышел из лаборатории. Керанс слушал, как он шаркает вверх по лестнице к своей каюте — усталой походкой человека, слишком старого и слишком опытного, чтобы заботиться о том, уделяют внимание его предостережениям или нет.

Тогда Керанс вернулся к столу и сел. Затем достал из кармана куртки компас и положил его перед собой, обхватывая ладонями прохладную латунь. Шумы лаборатории образовывали низкий фон для работы его разума — мягкие перескоки мартышки, щелчки записывающей катушки, поскрипывание вращающегося устройства, вычисляющего фототропизм ползучего побега.

Керанс лениво изучил компас, аккуратно покачивая азимут в воздушной ванне, а затем наводя стрелку на шкалу. Он все пытался понять, зачем он забрал компас из арсенала. Вообще-то компасу полагалось быть смонтированным в одной из моторок, и о его исчезновении скоро будет доложено, после чего Керанса, надо полагать, ждет пустяковое унижение, связанное с признанием в краже.

Закрыв крышку компаса, Керанс развернул его к себе — и, сам того не понимая, погрузился в минутную фантазию, когда все его сознание сфокусировалось на змеевидном терминале, которого коснулась стрелка, — на смутно-невразумительном, но тем не менее курьезно-могущественном образе, суммировавшемся в понятии «Юг». Понятие это, со всей его скрытой магией и гипнотической силой, буквально вырывалось наружу из латунного кругляша, который держал в ладонях Керанс, будто пьянящие испарения какого-то призрачного Грааля.