Джеймс Баллард - Водный мир

Керанс и Бодкин вошли в прохладный сумрак лаборатории и сели за свои столы под полукругом выцветших календарных планов работы, за кафедрой достигавших самого потолка. Двое биологов оглядывали мешанину лабораторных столов и вытяжных шкафов будто пыльную фреску. Планы слева, датировавшиеся первым годом работы, имели подробные комментарии и были скрупулезно размечены целыми россыпями стрелок. Те же, что были справа, становились все более и более скудными, пока несколько карандашных каракулей не блокировали все, кроме, быть может, одного-двух экологических коридоров. Многие картонные экраны лишились части кнопок и теперь болтались в воздухе, будто куски обшивки заброшенного корабля, пришвартованного к своему последнему пирсу и покрытому совершенно бессмысленными росписями.

Лениво водя пальцем по циферблату массивного компаса, что лежал перед ним на пыльном столе, Керанс ждал, когда Бодкин все же представит какое-либо объяснение своим любопытным экспериментам с Хардменом. Однако Бодкин устроился поудобнее среди мешанины каталожных ящичков и корзинок у себя на столе, затем открыл проигрыватель, снял пластинку с диска и принялся рассеянно крутить ее в руках.

Тогда Керанс решил взять инициативу на себя.

— Жаль, что я обмолвился о скором отъезде. Но я не знал, что вы скрыли это от Хардмена.

Бодкин пожал плечами, очевидно, не придавая этому особого значения.

— Ситуация тут непростая, Роберт. Пройдя несколько шагов к тому, чтобы ее распутать, я не хотел затягивать еще один узел.

— Но почему было ему не сказать? — нажал Керанс, отчасти стараясь избавиться от легкого чувства вины. — Наверняка перспектива отъезда помогла бы встряхнуть Хардмена и вывести его из этой летаргии.

Сдвинув очки к кончику носа, Бодкин насмешливо взглянул на Керанса.

— На вас, Роберт, подобная перспектива, судя по всему, такого эффекта не оказала. Если я не слишком ошибаюсь, вы выглядите скорее невозмутимым. Почему реакция Хардмена должна быть иной?

Керанс улыбнулся.

— Да, Алан, в самую точку. Ладно, раз я, можно сказать, передал Хардмена на ваше попечение, вмешиваться я не желаю. Но все-таки… во что вы там с ним играете — при чем здесь электронагреватель и будильники?

Бодкин сунул граммофонную запись на полку с другими миниатюрными дисками у себя за спиной. Затем перевел взгляд на Керанса и несколько мгновений спокойно, но проницательно за ним наблюдал — точно так же, как он совсем недавно наблюдал за Хардменом. Керанс понял, что их отношения полностью доверяющих друг другу коллег стали теперь куда ближе к отношениям субъекта и наблюдателя. После небольшой паузы Бодкин отвел глаза и сделал вид, что изучает календарные планы работы, отчего Керанс невольно усмехнулся. «Чертов старикан, — сказал он себе. — Водорослями и наутилусами он меня уже достал; дальше он будет проигрывать мне свои записи».

Бодкин встал и указал на три ряда лабораторных столов, заставленных вивариями и сосудами для образцов, над которыми к зонтам вытяжки были прилеплены странички из блокнота.

— Скажите мне, Роберт, если бы вам пришлось просуммировать всю нашу трехлетнюю работу в одном-единственном заключении, как бы вы это сделали?

Керанс поколебался, затем небрежно махнул рукой.

— Ну, особых трудностей это бы не составило. — Тут он увидел, что Бодкин ожидал более серьезного ответа, и собрался с мыслями. — Можно просто сказать, что в ответ на повышение уровней температуры, влажности и радиации флора и фауна планеты снова начинает принимать те же самые формы, которые она принимала в последний раз, когда подобные условия присутствовали, — грубо говоря, формы триасового периода.

— Совершенно верно. — Бодкин принялся расхаживать меж лабораторных столов. — За последние три года, Роберт, мы с вами изучили что-то порядка пяти тысяч представителей животного царства, наблюдали буквально десятки тысяч новых разновидностей флоры. И всякий раз проявлялась одна и та же модель — бесчисленные мутации полностью трансформировали организмы, чтобы приспособить их к выживанию в новой окружающей среде. Везде наблюдался один и тот же лавинообразный откат в прошлое. Причем до такой степени, что немногие сложные организмы, которым удалось зацепиться и не быть снесенными этой лавиной, выглядят отчетливо аномальными. В число этих организмов входит горстка амфибий, птиц — и Человек. Как странно, что мы, аккуратно отслеживая движение вспять столь многих растений и животных, фактически проигнорировали самое важное существо на планете.