Брайан Олдисс - Теплица

Так им удалось сделать свою жизнь двунаправленной, и теперь они могут жить на любом отрезке ее протяженности.

Яттмур и Грен обменялись растерянными взглядами, потерявшимися в сумраке.

— Ты имеешь в виду, эти женщины могут жить сразу и вперед, и назад? — спросила Яттмур.

— Этого я не говорил. Да и сами Пахари не так описали бы свои ощущения. Их сознание не похоже на мое или даже на ваше, но когда, скажем, мы подходили к мосту, охраняемому вострошерстом с факелом, я заставил одну из них перенестись немного вперед по ее «периоду бытия» и посмотреть, прошли ли мы по мосту без досадных происшествий.

Вернувшись, она заверила меня, что прошли. Мы двинулись дальше, и она оказалась права, как и всегда.

Разумеется, они передвигаются вдоль по времени только тогда, когда им что-нибудь угрожает; самый процесс этого перемещения изначально был их способом защиты. Например, когда Яттмур в первый раз предложила нам пищу, я заставил женщину забежать ненамного вперед, посмотреть, не отравились ли мы. Вернувшись, она сообщила, что мы все еще живы, и тогда я узнал, что могу есть без опаски.

Точно так же, когда я впервые увидел вас обоих в компании с вострошерстами и этими… как вы их называете?.. людьми-толстячками, я послал женщину взглянуть, нападете ли вы на нас. Как видите, даже такая жалкая раса, как Пахари, имеет свое применение!

Они медленно продвигались через предгорья, бредя в глубоком зеленоватом сумраке, сдабриваемом светом, который отражался от теснившихся вверху облаков. То и дело где-то слева вспыхивали, чтобы тут же пропасть, движущиеся огоньки — за ними по-прежнему шли вострошерсты, зажегшие еще несколько факелов в помощь первому.

Пока Собрат Йе вел свой неспешный рассказ, Грен с вновь обретенным любопытством поглядывал на двух женщин из племени Пахарей, возглавлявших процессию.

Поскольку обе шли обнаженными, он видел, как мало развиты их половые признаки. Скудные волосы украшали лишь головы, отсутствуя на венериных холмах. Бедра их были узки, тощие груди — отвислы, хотя, насколько можно было судить об их возрасте, обе женщины были еще далеко не старухи.

Они шли не торопясь и не мешкая, не оглядываясь. Одна из женщин несла на голове тыквенную чашу, в которой был заточен сморчок.

В сознании Грена пробежала неприятная волна понимания, насколько странным должно оказаться мировосприятие этих женщин по сравнению с его собственным; на что могут быть похожи их жизни, как могут течь их мысли, если их «период бытия» не последователен, но представляет собой вереницу отрывочных, перемешанных эпизодов?

Помолчав еще немного, Грен спросил у Собрата Йе:

— Счастливы ли они, эти женщины из племени Пахарей?

Ловец-несун от души рассмеялся.

— Мне никогда не приходило в голову задать им подобный вопрос!

— Спроси их сейчас.

Раздраженно взмахнув хвостом, Собрат произнес:

— Все вы, люди и вам подобные, носите на себе проклятие пустого любопытства. Это отвратительная черта, которая не приведет ни к чему хорошему. Отчего я должен заговаривать с ними? Для того лишь, чтобы удовлетворить твою страсть?

И потом, чтобы перемещаться внутри собственной жизни, необходимо полное отсутствие интеллекта; неспособность отличить прошлое от настоящего и будущего требует огромной степени безразличия. Пахари вообще не имеют языка; подари им идею передачи мыслей словами — и тем самым подрежешь им крылья. Заговорив, они не смогут перемещаться. Пока они способны перемещаться, ничего вразумительного от них не услышишь.

Вот почему я постоянно таскаю за собою двух женщин сразу… Предпочтительнее иметь рядом женщин, они куда более безразличней мужчин. Одна женщина знает определенный минимум слов, чтобы суметь понять мои приказания; жестами она передает их подруге, которую таким образом можно заставить переместиться при возникновении опасности. Все это очень неудобно и сложно, но зато это избавило меня от множества неприятностей в моих странствиях.

— А тот бедолага, что несет тебя? — спросила Яттмур.

Из уст Собрата Йе вырвался дрожащий, протяжный вздох презрения.

— Ленивый чурбан, да и только! Я езжу на нем с тех пор, когда он был еще ребенком, а он уже почти ни на что не годен. Эй ты, праздный урод! Поторопись, не то мы так никогда и не попадем домой.

Еще немало поведал им Собрат по пути. На отдельные его слова Грен и Яттмур реагировали с гневом, который успешно скрывали. На другие никак не реагировали. Собрат Йе без конца разглагольствовал, пока его голос не стал попросту частью заполненной грозовыми раскатами тьмы.