Люда и Игорь Тимуриды - Моя профессия ураган

Но всему есть предел…

Наконец, я не выдержала.

— Скажи, что не так?!

— Ничего, ничего… — тут же сказал он. — Сделай еще раз, чтобы я, наконец, понял и все запомнил, что же ты тут сделала, чтоб потом мог передать другому…

Как я его не убила, когда поняла, что он просто пытался запоминать мои "точки" застывания, а не тренировал меня на танец, один Бог ведает…

— Все-все девочки, не ссорьтесь, — примирительно вытянул Эфраимос руки, когда мы с аккомпаниаторшей разъяренно повернулись к нему, ибо обе устали до чертиков. — Я ухожу! И сейчас приведу твоих партнеров, чтоб вы могли потренировать танец вместе.

И почему он не умер от моего взгляда?

— Стоп! — сказал он, наконец, обратив внимание на руку. — Что у тебя с рукой?

Почему ты или двумя руками, или одной, а вторая висит?

Я замешкалась.

— Не могу… — коротко сказала я. — Тэйвонту!

— Тебя надо показать врачам! — встревожился он.

— Я буду действовать или двумя, поддерживая руку, или одной, красиво вытянув ее вдоль тела, — пожала я плечами. — Так, что почти незаметно… Вы тоже ведь не сразу заметили? Тут можно вышить такой узор!

— Но врач поможет!

— Она не двигается! — холодно сказала я. — И никакой врач тут не поможет, когда порваны связки. Я тоже разбираюсь в травмах…

Он зашипел.

— Я найду тебе аэнца!

— Я сама себе его найду! — презрительно сказала я, насупившись. — Я не желаю, чтобы знали, откуда у меня эти травмы.

— Но аэнцы не спрашивают!

— Они сейчас, после трагедии с лошадьми, работают вместе с тэйвонту! — зло, яростно сказала я.

Он поглядел на меня, и тут же прекратил пререкаться.

— Добро! — ласковым голосом сказал он. И сладко добавил, будто это мелочь, широко улыбаясь: — Сейчас мы еще только повторим пяток раз твою партию с партнерами, и можно репетировать на главной сцене!

— Оооо… — сказала я.

Он вышел, а я устало облокотилась на стул аккомпаниаторши, отдыхая. Две женщины легче найдут общий язык, когда он направлен против одного мужчины…

— Ужас! — сказала я, разглядывая клавесин. — Я так устала…

Я пыталась говорить с теми же железными нотками, которые слышала в голосе той стервы. Все-таки громадный опыт позволял мне даже по небольшому кусочку, иногда даже по одному виду безошибочно предполагать, какой будет голос и голосовое поведение у конкретной особи. Когда тебе приходилось имитировать сотни тысяч, а может и миллионы человек, непрерывно меняя облик и разгадывая их психологию и голос, для тебя остается мало загадок — все прозрачны.

— Ужас, — согласилась она. — Я так устала!

Она подняла пальцы, показывая как.

— Не могу же я поднять обе ноги, чтоб показать, как ты, — ухмыльнулась я. Мы обе расхохотались.

— И почему моя героиня такая стерва? — пожаловалась я, расслабляясь. Было так блаженно опереться после изматывающей тренировки.

— Ну так это же твой характер?! — удивилась она.

— Ну, знаете! — оттолкнулась от нее, отворачиваясь, сказала я. — Это совсем уже слишком!

Губы мои обиженно подрагивали.

Она, подлизываясь, подлезла со стороны моего лица.

— Ну-ну, я же пошутила, — ласково сказала она, вытирая слезы.

Я осторожно успокоилась. Нервы — как расстроенные струны.

Она вздохнула.

— Никогда не думала, что люди так сложны… — проговорила она. — Почему мне так хочется тебя обнять? — ворчливо сказала она, прихорашивая меня, будто дитя.

— Я не знаю, — недоуменно и обиженно пожала плечами я.

Мы обе расхохотались.

— А грима то, а грима!

— Это не у меня, а у роли! — обиделась я.

— Да я тебя без грима никогда не видела!

— А это уже маскировка! — довольно сказала я.

Мы опять покатились от смеха. Так мы и смеялись вместе, незаметно подмигивая друг другу и покатываясь, когда они вошли.

Эфраимос, увидев, что мы смеемся, подмигнул мне.

— Как я люблю, когда ты так смеешься, — довольно сказал он. Я только закатилась сильней, и, чтоб успокоиться, мне пришлось зажать самой себе рот.

Но губы еще долго так вздрагивали.

— А на правду кто же обижается! — ласково ущипнув меня, тихо сказала аккомпаниаторша, нежно подталкивая меня в середину зала, где уже ждали меня настороженные мои партнеры…

Этот изверг совсем меня измучил. Говорил — один два раза, а сам прогнал меня раз двадцать вместе с партнерами и остальными танцовщиками, увлекшись и подкидывая все новые и новые идеи…

В этом был один плюс — партнеры балерины и танцовщики зверем смотрели теперь не на меня, а на режиссера.