Люда и Игорь Тимуриды - Моя профессия ураган

Конечно, это на словах легко, а в жизни это целые озера пота… По крайней мере, на бассейн его хватило бы…

— Эх, всех врагов бы собрать, да в нашем поту утопить, — мечтательно сказала я, выкручивая на репетиции очередное полотенце…

— Да ты утопистка! — сказал Эфраимос.

— Нет, я предпочитаю работать ножами, — растеряно сказала я, не поняв иностранное слово…

Стоявших рядом танцоров согнуло пополам от хохота…

Как-то так само получилось, что режиссер стал проверять на мне все свои замыслы и находки, ибо я легко и мгновенно реализовывала их и могла протанцевать любую роль с ходу, легко ловя любые наметки его мысли… Мы стали настоящими друзьями… Но не это меня радовало — я видела, что люди стали искренне искать моего общения… И когда ранее закрытое и ожесточенное сердце раскрывалось тебе навстречу теплом, я всегда испытывала необъяснимое блаженство и счастье… Я, конечно, как могла поддерживала "легенду" про свою стервозность, но на людей это почему-то никак не действовало. Самый последний мальчишка кордебалета только фыркал и будто бы знал, что я добрая. Может потому, что я охотно помогала? Или всегда была готова выслушать и помочь?

Деньги у меня не задерживались…

Эфраимос ворчал что-то про нахлебников и вымогателей, но я отдавала даже последнюю одежду, если надо было вдруг кому-то помочь.

— Я всегда могу себе честно заработать, по крайней мере, поужинать у Рилы, — отшучивалась я, — а на что может надеяться человек, у которого нет работы?

— На работу!

— А если ее нет? — вызывающе спросила я.

— На то, что она никогда не появится? — предположила, прислушавшись Рила, моя подруга… Я ее получила "по наследству", но подружилась по настоящему…

— Монстры, а не люди! — ехидно заметила я. — Гвозди бы делать из вас!

— Крепкие убеждения, — примирительно отозвался Эфраимос.

— Крепкое отсутствие всех убеждений, — убежденно отметила я. И выпалила: — И общая нелюбовь к труду!

К тому же с тех пор, как я стала участвовать в спектаклях, меня заваливали цветами… Самыми лучшими мы украшали с моей подругой Рилой наши комнаты, а остальные сдавали обратно торговцам… Конечно, это не очень хорошо, но жить же на что-то надо? К тому же за мной числился громадный долг Эфраимосу, который я постепенно выплачивала. К тому же очень часто богачи бросали на сцену драгоценности… Я никогда не унижалась, как другие актрисы, поднимая их. Но Рилка никак не могла понять, почему, когда мы возвращаемся домой, у меня набиты ими карманы, причем самыми дорогими штучками, которые я мгновенно распознавала среди цветов, предоставляя другим фальшивки или бижутерию… Это было гораздо лучшее применение моего ужасного мастерства, чем воровать… А, поскольку никто не видел, как я это делала, а Рилка молчала, как рыба, то никто не мог их у меня отобрать…

Спектакли с участием нашей труппы имели неизменный успех… Эфраимос явно переживал период расцвета… Потекли месяцы… Все привыкли ко мне… Тем более, что я упорно отказывалась от крупных ролей… И все это знали… Не знали они только того, что мое бескорыстие в отношении ролей вовсе не объяснялось скромностью, а тем, что на приму направляли фокусировку зеркал, следя за ней фокусом, так что ее лицо парило над городом, почти тысячекратно увеличенное… Его было видно из всех точек города… А для меня это значило, что я прямо на сцене могу получить от узнавшего меня ретивого поклонника прямо с трибуны стрелу в голову… Хорошо, что для них всех я умерла…

Я была весела, бодра, радостна… Все завидовали мне… И никто не знал, как я тоскую и плачу по ночам… Только Рилка знала, что у меня в жизни что-то не все гладко, но она молчала… Но обычно творчество перебивало тоску, безумную тоску, вспыхивающую каждый раз, когда я видела тэйвонту, которые напоминали мне о моем неудавшемся счастье…

Только один раз я выдала себя… Я смеялась и шутила… Дир, танцовщик-премьер как раз иронически сетовал мне, что не понимает, почему, стоит мне показать людям пальчик, и они начинают смеяться, а его интеллектуальные шутки вызывают лишь вежливую улыбку, когда я услышала, как один мальчишка из кордебалета сообщил потрясающую "новость", невоспитанно вклинившись в толпу балерин:

— Вы слышали последнюю новость? Плачьте почтенные дамы! Скандал! Этот красавец тэйвонту настоятель Радом собирается жениться…

Мои губы еще продолжали что-то говорить, когда сердце захолодело… Душа ухнула в пропасть без дна… Я не сразу даже поняла, что произошло и что механически говорю какие-то несвязные слова, а все удивленно смотрят на меня.