Дино Динаев - Контракт Султанова

В ответ напрашивалась ответная грубость. Красотка была не из тех, кто лезет за словцом в карман, не тут то было.

— Еще нет, — широко улыбнулась она, показав во всей красе пухлые жирно намазанные алой помадой губы. — Где тут наша смешинка?

Паша, похолодев от восторга и неожиданности, почувствовал ее руку у себя в паху. Озорно поглядывая ему в глаза, красотка нежными порхающими движениями помассировала его двумя пальчиками. Брюки и трусы не помешали попасть ей точно в цель. Паша понял, что сейчас попросту взорвется от возбуждения, поспешил спуститься с подоконника и направился в туалетную комнату. Девица незамедлительно слезла и, натянув на бедра узкое платье движением подобным тому, с каким натягивают известное резиновое изделие, последовала за ним. Паша оглянулся на шум открываемой двери и нерешительно произнес:

— Здесь вообще то мужская комната.

В ответ она по-хозяйски взяла ее за руку и утащила в одну из кабинок. Места было мало, и когда закрылась дверь, то он буквально придавил девицу к стене, но Инга умудрилась нырнуть вниз, словно была из ртути. Султанов почувствовал, как его брюки сами собой расстегиваются и соскальзывают вниз, а следом незамедлительно, словно санки с горы скользят и плавки. Сопротивлялся он слабо. Он еще никогда не изменял жене и не хотел этого делать впредь. В один из моментов ему даже показалось, что он открыл дверь и вышел. Лишь потом он с немалым удивлением понял, что Инга уже энергично работает горячим и влажным ртом. Поняв, что всякое сопротивление бесполезно, Паша уперся над ней лбом в стену, сомкнул веки, и погрузился в сладкую тьму, нарушаемую лишь вспышками невыносимого наслаждения.

Он вернулся домой поздно, вымотанный и пустой. Одновременно, ему что-то не хватало. Это напоминало ломку наркомана. Он вытащил компьютер на кухню, и пальцы яростно забарабанили по клавишам.

Как ему сказали позднее, "Быстрец на лайнере в Буэнос-Айрес" получился самым сексуальным из всех. По-другому и быть не могло, ведь он описывал свои похождения. А похождения были таковы, что он был готов составить роман из одной любовной линии. Зато какой! Вымысел и реальность переплелись так, что было невозможно определить, где он пишет про Быстреца, а где про себя. С Ингой он встречался каждый день. Они занимались любовью во всех мыслимых местах. В кинотеатре, переодевалке в магазине, а один раз даже на автобусной остановке среди бела дня. Паша словно обезумел, превратившись в ходячий основной инстинкт.

Нельзя сказать, что его не мучили угрызения совести. Но все эти угрызения звучали как-то неубедительно. Справедливости ради надо сказать, что он никогда и не путал вспыхнувшее бешеное увлечение с настоящим чувством. Семья для него было дело святое. С Ингой он узнал про секс все. Полное ощущение, что они с женой жили до этого, лишь держась за руки. Инга, что ни говори, была женщиной яркой, необузданной, и любовь в ее исполнении была такой же. Инга была неистощима в фантазии и совершенно бесстыдна. В их паре она сразу заняла доминирующее положение. И он пошел за ней как теленок, как выяснилось, на заклание. Женщине этого не понять. Ей и секса надо гораздо меньше того убойного количества, нежели мужчине. Паша считал, что он своими похождения освобождает жену от ненужной ей нагрузок, присущих лишь медовому месяцу. Для него это было как затмение. Когда у Зины возникала потребность, он исправно выполнял супружеский долг. Он был настолько заряжен, что его хватило бы еще на пару женщин. Радуясь своему великодушию и расцветшей мужской силе, он забыл об одной безжалостной истине. За все надо платить. Одуревший за день от творческого самоистязания, Паша выезжал проветриться и подхватывал Ингу на Столичном проспекте. Она показала ему Алгу, которой он не знал. Пип-шоу, стрип-бары, рестораны с обнаженными официантками-от всего этого он слегка обалдел. Каждый раз он говорил себе, что это в последний раз и со следующего дня он разорвет порочную связь. Но наступало завтра, послезавтра, и каждый раз было одно и тоже. Это была тоже своеобразная ломка. Вся его жизнь состояла из ломок: творческой, любовной. Мир начинал угнетать его, но лишь до той поры, пока он брал машину и стремглав не несся на Столичный проспект, чтобы заехать за Ингой. А иногда у него не хватало терпежа даже отъехать от ее дома. Тогда он заваливал ее прямо на сиденье. За неделю Султанов весь высох. Зина жалела его, считая, что это из-за романа, который он печатал ударными темпами, и который, по всей видимости, должны были арестовать за пропаганду порнографии. Султанов прятал глаза, отвечал односложно и убегал. Если бы он остановился! Если бы остановился, все было бы не так. Но остановиться он уже не мог. Не мог.