Валерий Губин: Шесть дней

- Придет весна, поедем мы в Сухуми...

- Здравствуй, дядя Гриша!

- Здравия желаем, начальник, - Гриша попытался приподняться, но ноги его не держали.

- Дядя Гриша, ты меня узнаешь?

Гриша посмотрел на Андрея слезливым взглядом и обиделся:

- Почему нет? Я и выпил всего ничего. Ты полковник из двенадцатой. Но я тебя не боюсь.

- Не боишься? - удивился Андрей.

- Нет! Я вообще никого не боюсь. Вон спроси учителя. Опять он с Тонькой идет, зараза.

Андрей обернулся и вздрогнул, увидев Геннадия Петровича, потому что все время именно таким его и вспоминал - высоким, худым, в офицерском кителе без погон и штатских брюках. Все тот же шрам на виске и глубоко запавшие грустные цепкие глаза. Он шел медленно, прихрамывая, тяжело опираясь на палку. А рядом девушка в синем платье, довольно коротком для пятидесятых годов, и лицо у нее очень странное, необычное - то ли подростка, то ли женщины, то ли очень красивой, то ли дурнушки. И потому от него было трудно оторваться. Андрей был уверен, что никогда не видел ее раньше, в своем детстве, и в то же время какое-то смутное воспоминание брезжило в голове еле-еле и приятно волновало.

- Геннадий Петрович! - шагнул он навстречу.

Учитель остановился, будто испугавшись.

- С кем имею честь?

- У меня к вам дело, - Андрей смотрел то на учителя, то на его спутницу, просто не мог оторваться от нее и злился на себя за это, - я из Академии наук, по поводу вашего изобретения.

- У меня нет никакого изобретения, - глаза учителя, беспокойные, тоскующие, словно впились в Андрея.

- Я имею в виду те идеи, над которыми вы работаете сейчас.

- Откуда вы знаете про мои идеи?

- Я объясню вам, - замялся Андрей, озираясь по сторонам, - но, если можно, не здесь.

Учитель схватил девушку за руку и двинулся к парадному.

- Так как же?

- Сейчас я занят, - откликнулся с каким-то надрывом Геннадий Петрович, - зайдите попозже, к вечеру. Или завтра.

- Сегодня, в пять! - решил проявить настойчивость Андрей.

- Хорошо, хорошо, - учитель даже не повернул головы, спеша к дверям, - я живу в восьмой квартире.

- Знаю. Буду к пяти, до встречи. - Андрей отошел, потом обернулся и увидел, что они стоят в дверях и смотрят ему вслед.

- Ну что, понял? - гаркнул ему в ухо Гриша, которого он чуть не сбил с ног. Тот уже стоял, покачиваясь, посредине двора. - Если он учитель, так ему можно чужих девок хватать?

- Тебе-то что? - удивился Андрей.

- У меня на Тоньку свои виды. Я с ее отцом в корешах.

- Нужен ты ей, алкаш задрипанный, - такой девушке!

- Но ты, потише, - Гриша будто протрезвел от злобы и почти не качался, - я не посмотрю, что ты полковник, - он сунул руку в карман, - я срок тянул, мне человека пришить - раз плюнуть!

Гриша быстро заводился, в уголках рта выступила пена. Старинный детский страх перед жуткой послевоенной шпаной зашевелился в Андрее, но, внимательно посмотрев на Гришу, он вдруг увидел, что это теперь никакой не дядя для него, а просто парень лет тридцати с изможденным синюшным лицом и бегающим злобно-трусливым взглядом.

- Поди проспись, урка дешевая, - нарочито громко рявкнул он и, повернувшись, направился к воротам.

Он двинулся по Большой Серпуховской к метро, потом повернул на Житную, шел и радовался густой буйной зелени, чистому воздуху, разноцветным шарикам мороженого, купленного у метро, и чуть не подпрыгивал временами от переполнявшего его счастья. Почему-то вспомнилась прочитанная в детстве "Сказка о потерянном времени" - о том, как злая волшебница превратила нескольких мальчиков и девочек в стариков по внешности, оставив их детьми в душе. Сейчас он такой же пожилой ребенок, который только притворяется, что ему за пятьдесят, что у него приличный живот и резкие морщины вокруг рта. Все здесь было миром его детства, как же он сам мог оставаться взрослым? Церковь, в которую попала немецкая торпеда, все еще стоит без купола, одни стены. Сколько дней он провел с друзьями в ее развалинах! Калужская площадь с ее бесчисленными палатками, магазинчиками, забегаловками - здесь можно выпить морса, купить пирожков с капустой и иногда проникнуть в темный церковный зал "Авангарда" через выход.

"Боже мой, как хорошо, - думал Андрей, вытирая пот со лба, - как хорошо, что можно вернуться в этот давно исчезнувший мир и почувствовать себя дома". Его поразила тишина этого мира. Он остановился и огляделся. Действительно, машин мало, чаще улица пуста от них, но не это было причиной тишины. Он вдруг понял, что тишина у него внутри, что перестал вращаться маховик с фамилиями, датами, телефонами и неотложными делами. Его собственный мир стал казаться отсюда каким-то нереальным, вроде миража в жарком мареве пустыни. Андрей в первый раз почувствовал всю фантасмагорию своего перемещения. Его затопила сильная, давно не переживаемая - может быть, со времени детства - радость.