Айзек Азимов - Установление и Империя

народ располагал отдельным флотом. Раздельные действия играют на руку врагам. Посол, мы должны

объединиться – в военном, равно как и в политическом смысле.

Ранду почувствовал, как у него перехватило горло. Он отбросил учтивость и заговорил без

вступительного титула.

– Вы сейчас чувствуете себя в безопасности, потому что будет говорить Селдон, и поэтому

обратились против нас. Месяц назад, когда наши корабли разгромили Мула у Терела, вы были куда

податливей. Я мог бы напомнить вам, сударь, что именно Флот Установления пять раз был разбит в

открытом бою, и что ваши победы одержаны для вас кораблями Независимых Торговых Миров.

Индбур грозно нахмурился.

– Вы, посол, более не являетесь желанным гостем на Терминусе. Нынче вечером будет

затребовано ваше отбытие. Более того, будет проведено расследование ваших связей с

деструктивными демократическими силами на Терминусе; впрочем, это расследование по сути уже

ведется.

Ранду ответил:

– Когда я удалюсь, со мной уйдут наши корабли. Я ничего не знаю о ваших демократах. Я

знаю только, что корабли вашего Установления сдались Мулу благодаря измене старших офицеров, а

не простых членов экипажа, независимо от того, были ли те демократами или нет. Я заявляю вам, что

двадцать кораблей Установления сдались при Хорлеггоре по приказу контр-адмирала, будучи

неповрежденными и неатакованными. Контр-адмирал был вашим близким соратником: он

председательствовал на суде над моим племянником, когда тот только прибыл с Калгана. Это не

единственный известный нам случай, и мы не будем рисковать нашими кораблями и людьми – ввиду

возможного предательства.

Индбур сказал:

– Вы будете взяты под стражу до вашего отбытия отсюда.

Ранду отошел – под молчаливыми и презрительными взорами камарильи правителей

Терминуса.

Без десяти минут двенадцать!

Бейта и Торан уже прибыли. Они поднялись со своих кресел в заднем ряду и помахали

проходившему мимо Ранду.

Ранду мягко улыбнулся.

– В конце концов, вы здесь. Как вы этого добились?

– Нашим парламентером стал Маньифико, – ухмыльнулся Торан. – Индбур настаивал, чтобы

тот создал визи-сонорную композицию, вдохновленную Сводом Времени, и, без сомнения, с мэром в

качестве главного героя. Маньифико отказался явиться сюда без нас, и его невозможно было

переубедить. С нами и Эблинг Мис – был, во всяком случае. Он бродит где-то поблизости.

Затем он внезапно спросил настойчивым тоном:

– Но, дядя, что случилось? Ты выглядишь не блестяще.

Ранду кивнул.

– Думаю, что ты прав. Нас ждут плохие времена, Торан. Когда будет покончено с Мулом,

настанет, боюсь, наша очередь.

Торжественно приблизился стройный человек в белом, приветствовав их чопорным поклоном.

Темные глаза Бейты улыбнулись, когда она протянула ему руку.

– Капитан Притчер! Вы снова на космической службе?

Капитан принял ее руку и поклонился еще ниже.

– Ничего подобного. Насколько я понимаю, я здесь благодаря доктору Мису. Но это лишь

временно. Завтра обратно под домашний арест. Который час?

Без трех минут двенадцать!

Маньифико являл собой картину несчастья и душераздирающей подавленности. Его тело

свернулось в вечном стремлении исчезнуть. Его длинный нос изогнулся у ноздрей, а большие,

косящие глаза неуверенно озирались по сторонам. Он вцепился в руку Бейты и, когда она склонилась

к нему, прошептал:

– Как вы считаете, госпожа моя, возможно ли, чтобы все эти великие люди были моими

слушателями, когда я… когда я играл на Визи-Соноре?

– Все до одного, я полагаю, – заверила Бейта и нежно потрепала его. – И я уверена: все они

думают, что ты – самый замечательный исполнитель в Галактике, и что твой концерт был величайшим

из всех когда-либо данных концертов, так что ты выпрямись и сиди как следует. Мы должны

выглядеть достойно.

В ответ на ее притворную хмурость Маньифико еле улыбнулся и медленно выпрямил свои

нескладные конечности.

Полдень!..

…и стеклянный куб больше не был пустым.

Сомнительно, чтобы кто-нибудь успел уловить момент появления. Происшедшее было

подобно взрыву: в первый миг никого нет, а в следующий – уже есть.

Внутри куба появился человек в кресле-коляске, старый и поникший. На морщинистом лице

его сияли светлые глаза, а голос, как выяснилось, был самой живой его частью. На коленях заглавием

вниз лежала книга. Мягко разнесся по залу голос: