Александр Фед: Ариадна обрывает нить

Чтобы хоть как-то успокоить свою, измученную вынужденным бездельем совесть, Грэм пытался загружать свои привыкшие к работе мозги различными проблемами, которые волновали не одного его, но и всё человечество. Глубоко в душе, историк не совсем понимал цель, намечающегося прыжка в глубины космоса. Как представитель гуманитарных наук он был сторонником не технических, а исключительно мысленных экспериментов, которые, по его опыту и убеждению, могли разрешить любые проблемы, имеющие отношение к земной, человеческой цивилизации.

Более того, как истинный представитель исторической науки, не лишённый интереса к мифам Древней Греции, опять же в душе, но не так глубоко, он противился попытке нарушить ход времени. Его мифологическое суеверие вселяло уважение и тайный трепет перед богиней Атропос, в чьём ведении было будущее. Что-то подсказывало – лучше не вторгаться во владения мойр. Впрочем, будучи человеком двадцать первого века, он не решился озвучить свой архаичный, мистический протест, чтобы не засмеяли товарищи по будущему полёту.

Вот и сейчас, отбросив свои увядшие от веков опасения, он пытался загрузить работой свой мозг, изнывающий от жары и отсутствия достойных его дел. Нежный океанский бриз, доносивший свои мягкие дуновения до террасы, приятно остужал тело, а заодно и кипящие от зноя мысли, давая спасительную возможность сосредоточиться на одной из них, наиболее важной на данный момент.

Огромная, спокойная гладь воды, в сочетании с таким же бесконечным и глубоким небом, создавали ощущение полного, абсолютного, почти идеального одиночества и покоя. Грэм мечтал только об одном, поудобнее устроиться в своём любимом шезлонге и предаться размышлениям. В такие минуты, он представлял себя на палубе корабля, яхты или плота заброшенного в бескрайние дали Атлантики. Подобные мысленные морские пейзажи успокаивали уставший, засыпающий от жары мозг.

Решительно согнав со своего законного места толстого, золотисто-зелёного жука, вооружённого огромными усами-антеннами, Грэм удобно расположился в покачивающейся ложбине шезлонга, которая подстроилась под тело своего единственного хозяина. Как это ни странно, но право собственности на этот лежак Грэм отстоял в упорном противостоянии с Щербаковым, который так же положил глаз на это уютное, угловое местечко. В честной и справедливой борьбе двух интересов Уайтхэм был твёрд и непоколебим, ведь он первым занял его, так сказать: «Пришёл, увидел, победил!».

Впрочем, его соперник не был особенно настойчив. Гордо запрокинув голову, Сергей выдал весьма неожиданную фразу: «Уступаю грубой силе», – после чего территориальный спор разрешился в пользу представителя гуманитарных наук, то есть доктора исторических, а не физико-математических наук, к коим принадлежал Сергей Щербаков.

Ещё раз, осмотрев пустынную террасу, историк закрыл глаза и, сделав несколько глубоких вдохов, добился полнейшего расслабления. Впрочем, он не собирался дремать. Обретя долгожданную бодрость, он осмотрел окружающий его мир и остановил свой выбор на побережье, где неожиданно увидел Сергея, присевшего на корточки и перебирающего прибрежную гальку, старательно отыскивая единственно пригодный для очередного «блинчика» плоский камень.

Все знали, что подобной «кулинарией на океанской глади» русский физик любил заниматься в особо напряжённые дни, например, когда в его лаборатории выполняли центровку линз «Нультона» или проводили тестирование готового аппарата. Чтобы не мешать инженерам-монтажникам, выполняющим тонкую работу, где приходилось учитывать микроны при общем весе аппарата около полутонны, Сергей уходил на берег океана, чтобы его нервозность и переживания не повлияли на работу единой и слаженной команды профессионалов.

Из дружеской беседы за завтраком, от самого Щербакова Грэм узнал, что именно сегодня планировали тестирование последнего «Нультона». Стало ясно, что именно это обстоятельство и выгнало физика на «океанскую кухню».

Судя по тому, как ловко Щербаков подкидывал на ладони найденный им камень, его длительный поиск подходящего голыша завершился успешной находкой. Уверенной поступью Сергей направился к кромке воды, но, словно передумав, остановился, впрочем, только для того, чтобы снять обувь и подвернуть брючины.

Не было сомнений, физик намеревался войти в воду, что он и сделал незамедлительно. Держа свой спортивный снаряд в правой руке, Щербаков присел на правую ногу, направив левую в сторону океана, как это делают метатели диска или копья, готовясь установить новый рекорд на олимпийских играх. После чего, со всего маху запустил свой снаряд по «водной сковороде океана», всё же замочив при этом свои брюки, когда, потеряв равновесие, плюхнулся в воду. Стоя на коленях, словно Пенелопа, ждущая своего Одиссея, Щербаков старательно отсчитывал «блины», продолжая принимать океанскую ванну.