Г. Хромов - Дальний полет

– Это и для взрослых важно, - ответил я, - но я тебя понимаю. Ты права. Да, очень странно… Все тут странно.

Наутро температура у Мэтью упала. Он быстро выздоровел. Очевидно, оправился и его друг и простил, что его на время выгнали.

Чокки перестал быть тайной - по-моему, тут очень помогло то, что ни я, ни Мэри не проявили недоверия; и Мэтью нам кое-что поведал.

Начнем с того, что Чокки был (или была) много лучше Пифа. Он(а) не занимал(а) пустых стульев и не чувствовал(а) себя плохо в кафе. Вообще у Чокки явно не было тела. Он(а) как бы только присутствовал(а), а слышал его (ее) один Мэтью, и то не всегда. Бывали дни, когда Мэтью совсем о нем (о ней) забывал. В отличие от Пифа Чокки не совался(лась) повсюду и не просился(лась) в уборную во время проповеди. Из двух невидимок я предпочитал Чокки.

Мэри была не столь уверена в своем выборе.

– Как ты думаешь, - спросила она однажды вечером, поглядывая искоса на петли своего вязанья, - правы ли мы, что ему подыгрываем? Ты не хочешь разрушить то, что создано его воображением и так далее, но пойми, никто ведь не знает, где тут остановиться. Получается какой-то замкнутый круг. Если каждый будет притворяться, что верит во всякую чушь, как же дети научатся отличать правду от вымысла?

– Осторожней! - сказал я. - Ты коснулась опасной темы. Это во многом зависит от того, сколько народу верит в вымысел.

Она не приняла шутливого тона и продолжала:

– Грустно будет, если мы потом обнаружим, что эту фантазию надо было не укреплять, а развенчивать. Может, спросить психиатра? Он хоть скажет, нормально это или нет.

– Я бы не стал раздувать из этого историю, - возразил я. - Лучше оставить все как есть. Пиф исчез сам по себе, и вреда от него не было.

– Я не хочу посылать Мэтью к доктору. Я думала сама пойти посоветоваться, нормально это или нет. Мне будет легче, когда я узнаю.

– Если хочешь, я займусь расспросами, - сказал я. - Но, по-моему, это несерьезно. Вроде книг, понимаешь? Мы читаем книгу, а дети ее выдумывают, живут ею. Меня другое волнует: возраст у него не тот. Наверное, скоро это кончится. А не кончится - спросим врача.

Признаюсь, я говорил не слишком искренне. Кое-какие вопросы Мэтью меня здорово озадачили - они были вроде бы "не его", а главное - теперь, когда мы признали Чокки, он и не пытался выдать их за свои. Он часто начинал так: "Чокки не знает…", "Чокки хочет знать…", "Чокки говорит, ей интересно…"

Я отвечал, хотя мне казалось, что Мэтью ведет себя очень уж по-детски. Еще больше меня беспокоило, что он упорно считает себя посредником, переводчиком.

Во всяком случае, я решил выяснить хотя бы одно.

– Вот что, - сказал я, - не могу понять, какого Чокки пола. "Он" это или "она"? А то мне очень трудно отвечать тебе.

Мэтью не спорил.

– Да, нелегко, - сказал он. - Я тоже так думал и спросил, но Чокки не знает.

– Вон оно что! - сказал я. - Странно. Обычно это знает всякий.

Мэтью не спорил и тут.

– Понимаешь, Чокки не такой, - серьезно поведал он. - Я объяснил все как есть, а он не понял. Это очень редко бывает - по-моему, он ведь очень умный. Он сказал, что у нас все нелепо, и спросил, почему мы так устроились. А я не знаю. И никто не знает, я спрашивал. И ты не знаешь, папа?

– М-м-м… Как тебе сказать… Не совсем… - признался я. - Так уж оно есть… Природа такая…

Мэтью кивнул:

– И я то же самое сказал - ну, примерно то же самое. Наверное, я плохо объяснил, потому что он говорит - если это на самом деле так глупо, все-таки должно быть какое-то объяснение. - Он помолчал немного, и, когда начал снова, в голосе его трогательно сочетались обида и сожаление: - У него выходит, что все самое обыкновенное глупо. Мне даже немножко надоело. Например, он животных ругает. Не пойму, за что - разве они виноваты, что у них не очень много ума?

Мы поговорили еще. Я не скрывал заинтересованности, но не хотел быть навязчивым. По истории с Пифом я помнил, что лучше не слишком давить на воображение. То, что я узнал на этот раз, уменьшило мое расположение к Чокки. Он (или она) не отличался(лась) покладистостью. Кроме того, очень уж серьезны были эти разговоры. Вспоминая нашу беседу, я понял: Мэтью даже и не помышлял, что Чокки менее реален, чем мы, и тоже начал склоняться к тому, что надо побывать у психиатра…

Одно мы, во всяком случае, выяснили: в каком роде употреблять связанные с Чокки слова. Мэтью объяснил так:

– Чокки говорит совсем как мальчик, но, понимаешь, не о том, о чем мальчики разговаривают. А иногда он бывает такой вредный, как старшие сестры… Ты понимаешь?