Станислав Хромов: Фантасмагория

Мы протомились сутки на вокзале,
А показалось – вечность протекла,
Играли дети, женщины вязали,
Мужчины говорили за дела.
Потом был поезд, купленное зелье
И шумных станций ярмарки порой,
И суета вагона, и веселье,
И дни, сплошной забитые мурой.
Они прошли – разгульно и небрежно,
Оставив нам безденежье и пшик,
Но как гуляли мы на побережье —
Как только может русский наш мужик!
Не соблюдая заданности строгой,
Решив нарезать знатного крюка,
Мы возвращались дальнею дорогой,
Покинув опустевшие юга.
Полны страстей и видом моложавы,
Везде найдя и крышу, и прием,
Исколесили чуть не полдержавы —
Мы знали, что нигде не пропадем.
И лишь теперь, спокойной жизни внемля,
Вхожу в какой-то заданный режим…
Поистине, величественно время
И механизм его непостижим!
И что бы мне на это не сказали,
Все кажется, что в длительный загул
Я жил одни лишь сутки на вокзале
И только на мгновение заснул.

Уже давно в окне вечернем
Сгустилась ледяная мгла,
И шум, и гам по всей харчевне
Летит из каждого угла.
Кого-то мучает отрыжка,
Кого-то матерная вязь,
За стойкой женщина-ярыжка
Стоит, назад облокотясь.
И слышен голос приглушенный
Хмельных веселых мужиков:
– Мне дочь Рокфеллера бы в жены,
Пропил бы все и был таков!
За ними, возрастом постарше,
Попрятав в валенки ножи,
Сят какие-то не наши
В углу небритые бомжи.
Они рассказывают были,
Кого куда вела звезда,
А за окном в морозной пыли
Гремят на стыках поезда.
И мне уютно, я не скрою,
Сидеть здесь в сумерки, пока
Плывет угар над головою
И горький запах табака.
Здесь понимают с полуслова,
Здесь люди к бедам не глухи,
И потому вернутся снова
Сюда назавтра питухи.
Сижу и млею поневоле,
Смотрю в окно, курю «Опал»,
Как будто в дружное застолье
На дальней станции попал.

Пивной убогая каюта
И грязь на целую версту,
Но так на улицах уютно,
Когда черемуха в цвету.
И так светло и ясно станет,
Когда бредешь, как нетопырь,
Своими горестями занят,
И вдруг увидишь монастырь!
Дородный, каменный, старинный
Качает сонную реку
Под невесомою периной, —
Видавший много на веку.
И толпы сгорбленных строений
Сквозь временную кутерьму
И в летний зной, и в день осенний
Веками сходятся к нему.
Он помнит батыевы орды
И поступь броневых машин —
Здесь промелькнули все народы,
Прошли и схлынули с морщин.
Здесь в послушании и страхе,
Затеплив братскую свечу,
Молили строгие монахи
Победы русскому мечу.
Годами в каменных подвалах
Томились смерды и князья
Среди лишений небывалых,
Себя за прошлое казня.
Велик и в немощи и в силе,
В былом и в будущем един,
Он отражение России —
Хранитель, воин, господин!

Железный, каменный, бетонный…
А в стороне, как сирота,
Она забытою мадонной
Стоит над чашею пруда.
Терпя побои и увечья,
Они стекаются сюда,
Покуда быдло человечье
Его любимая еда.
Всегда поблизости и рядом
Над ним кружится воронье,
Клокочет он и дышит смрадом
На платье белое ее.
Вбирая соки весей разных,
Расправив щупальца дорог,
В мазутной скверне и соблазнах
Залег зловещий осьминог.
Коварный призрак недоступный
Нуждой и косностью храним,
И человеческие трупы
Еще шевелятся под ним.
На них, виновных и невинных,
В свой час обрушится гроза,
И ищут жертвы на равнинах
Его безумные глаза.
Присоской доменной горящей
Он выжег Каина печать,
Чтоб всуе всяк сюда входящий
Привык ее не замечать…