Ричард Морган - Черный человек

Другой тринадцатый, отделенный от Карла всего несколькими каменными плитками пола, повернул голову и осклабился. Его зубы были в крови.

– Пожалуй, их слишком много, чтобы ты мог с ними справиться. – Он сглотнул. – Скажи мне кое-что, Марсалис. Скажи мне правду. Ты ничего не сделал Грете, так?

Карл некоторое время смотрел на него.

– Так, – ответил он наконец, – с ней все в порядке, она спит. Я пришел сюда не по ее душу.

– Это хорошо. – Лицо Онбекенда исказил спазм боли. – Ты, значит, пришел по мою душу, да? Прости, что я тебя опередил, брат.

– Ни хера я тебе не брат.

Стало тихо, если не считать булькающего влажного дыхания Онбекенда. Свет снаружи как-то переменился. Карл и Онбекенд были в тени, но яркие солнечные лучи падали между ними на темные плитки, словно поджигая их и затягивая воздух дымкой, полной пляшущих пылинок. Карл с усилием дернулся вперед и погрузил руку в это сияние, коснувшись кончиками пальцев нагретых плиток.

Итак, это точно, под вебларовой курткой по груди стекала кровь. Он запрокинул голову и вздохнул.

Итак.

Он внезапно задался вопросом, как будет звучать группа «Толстяков сложнее похитить», которая на следующей неделе выйдет на сцену Марсианского мемориального зала в Блайте. И хороша ли она вообще или так, ерунда какая-то.

– Пятнадцать.

Он уставился на Онбекенда.

– Что?

– Пятнадцать человек. Манко сказал тебе правду. Плюс два пилота, но она за бойцов не считаются.

– Пятнадцать, значит?

– Ага. Но ты же парочку только что положил перед дверью, так?

– Троих. – Карл взглянул на перила галереи, и его глаза расширились. На мгновение ему показалось, что там стоит Елена Агирре, прислонилась, смотрит вниз. – Считая того парня, который в тебя попал. Остается ровно дюжина. Как они, по-твоему, ничего?

Онбекенд рассмеялся и закашлялся, выплевывая кровь.

– Они довольно-таки херовенькие. В смысле по гангстерским меркам они хороши. Но против того, кто прошел школу «Скопы»? Против тринадцатого? Дюжина обосравшихся со страху губожевов? Несерьезно.

Карл скривился:

– Ты просто хочешь, чтобы я убрался отсюда и оставил тебя вдвоем с Гретой. Так?

– Нет, побудь еще. Давай поговорим.

Карл удивленно посмотрел на другого тринадцатого.

– А нам есть о чем говорить?

– Конечно, есть. – Онбекенд еще мгновение смотрел на Карла, потом снова запрокинул голову и уставился в потолок. Вздохнул, булькая кровью. – Ты ведь так этого и не понял. Даже сейчас, когда тут только мы с тобой, а они все снаружи. Ты так этого и не увидел.

– Чего?

– Того, кто мы есть по сути. – Второй тринадцатый с трудом сглотнул, и его голос стал менее булькающим: – Смотри, эти долбаные губожевы поднимают столько шума вокруг равенства, демократической саморегуляции общества, свободы слова. Но что получается в результате? Ортис. Нортон. Рот. Внушающие доверие, жадные до власти мужчины и женщины, ходят, улыбаются избирателям, руки жмут, всех так понимают, но цели у них все те же, ничего не изменилось с тех пор, как нас истребили в первый раз. И каждый губожев, каждый из этих кретинов берет под козырек и встает в строй ради этого дерьма.

Последние слова почти потонули в хриплом дыхании. Карл кивнул и уставился на гладкую матовую поверхность оружия, которое он держал в руках.

– Но не мы, так?

– В точку, сука, не мы. – Онбекенд закашлялся. Карл увидел на полу возле него освещенные солнцем кровавые пятна. Пришлось подождать, пока приступ кашля пройдет, и дыхание другого тринадцатого восстановится. – Не мы. Знаешь, как превратить тринадцатого в современного человека? Его надо приручить. Сделать то же самое, что сделали с волками, когда превратили их в собак. Что делали на лисьих фермах в Сибири в двадцатом веке. Тебя выбрали для одомашнивания , Марсалис. За отсутствие агрессии и уступчивость. И знаешь, как они этого добились?

Карл ничего не ответил. Он читал об этом много лет назад. Давным-давно, еще в начале девяностых, когда проект «Скопа» был законсервирован и все они сидели сиднем, ожидая, чем обернется для них доклад Джейкобсена. Читал, но прочитанное не задержалось в памяти, и теперь он мало что мог вспомнить. Но он не забыл, как пытался заговорить с Сазерлендом о происхождении мифологии, и не забыл, как этот здоровяк с ворчанием уклонился от темы. «Живи здесь и сейчас, ловец, – буркнул он. – А сейчас ты на Марсе».

Что ж, пусть Онбекенд выскажется до конца.

– Я расскажу тебе, как, – отрывисто проговорил умирающий тринадцатый. – Каким образом сформировался современный человек. Его вывели путем отбора незрелых индивидов, обладающих свойствами хилых щенков. Тринадцатое поле [83], мужик. В человеческом мозге оно появилось и развилось одним из последних, на финальных стадиях эволюции. А потом его на протяжении двадцати тысяч лет искореняли, не давая тем, у кого оно было развито сильнее, оставлять потомство, потому что эта часть мозга слишком опасна для, блядь, севооборота. Мы не модификанты, Марсалис, мы – последние настоящие люди. Это губожевы – мутанты. – Очередной приступ кашля – и голос Онбекенда опять стал глухим и булькающим – Современные люди – ебаные подростки, инфантилы недоделанные. Стоит ли удивляться, что они делают то, что им говорят?