Джеральд Даррелл: На суше и на море [1972]

— Не пёсифик, а Охотское море, чудаки!

Двое суток геологи отлеживались в похожем на металлический ящик кубрике. Нещадно укачивало, и они не воспользовались приглашением шкипера Бережного отобедать в кают-компании.

— Своей компании достаточно, — раздраженно ворчал Гусев. — Для меня это будет каюк-компания. — Он с ненавистью думал об оставшемся переходе. Открытый иллюминатор, пускавший по стене плоских зайцев, раздражал. Боцман не понимал их состояния и упрямо приносил в кубрик обеды. Первое и второе часа два спустя он съедал сам, а кислый компот или крепкий чай выпивали геологи.

Услышав о земле, они вышли на палубу и, вцепившись в мокрые поручни, долго смотрели на плывущую с востока тень острова Броутона. Он, как черный стакан, стоял над поблескивающей водой, заслоняя часть неба. Смеркалось. Одна за другой на небе появлялись звезды. Вода за кормой вспучивалась зеленоватым горбом, и чувствовались ее холод и большая глубина.

— Землицы бы, — пожаловался Гусев. — Хоть с овчинку! Лишь бы не болтало. Что за жизнь? Везде укачивает. На поезде, в самолете, в такси… При землетрясении еще не пробовал…

Тасеев нехотя улыбнулся.

Разбудил Тасеева грохот якорных цепей. Шхуну покачивало. Выбежав на палубу, Тасеев неожиданно близко увидел нависшие над береговой каменистой полоской скалистые обрывы, сырые, в зеленоватых потеках, в клочьях мха. Под обрывами густо столпились неосвещенные дома брошенного поселка. А над тонкими высокими слоями тумана, как ледяные звезды, сияли покрытые снегом шлаковые конусы вулкана Мильна.

В двух десятках метров на затопленной и приспособленной для швартовки барже, заменившей разрушенный пирс, стоял рослый человек в брезентовой куртке, в таких же брюках и в сапогах. Из-под куртки выглядывала красная рубашка. Он был без шапки, и Тасеев сразу обратил на это внимание, потому что даже на таком расстоянии видны были ярко-рыжие пушистые бакенбарды необыкновенной ширины — в две трети щеки. Сложив руки рупором, мужчина крикнул:

— На борту! Откуда идете?

— Из Сан-Франциско! — хладнокровно ответил с мостика шкипер Бережной. Увидев внизу Тасеева, он помахал рукой и сказал: — Вот ваша провинция, Юрий Иванович. Готовьте мешки. Те, что у Палого бросите. Этот великан с рыжими баками и есть Паша Палый. А через час и на месте будем.

Подошли Гусев и боцман. Как ни странно, боцман заговорил первый:

— Как обратно?

— С острова? На попутном, — небрежно пояснил Гусев.

— А по острову?

Гусев пробежал растопыренными пальцами по поручню. Боцман понимающе покачал головой.

— Груз на борту есть? — крикнул с берега Павел Палый.

Бережной солидно ответил:

— Сушеные обезьяны.

Павел Палый засуетился. Ветер относил его слова. Боцман, понявший шкипера, инструктировал спускавших шлюпку матросов:

— Рыжему Паше пообещайте сушеную обезьяну. Дескать, вся она с кулак, а разварится — котла не хватает.

— Иностранные подданные на борту есть? — спросили с берега.

Бережной со странной улыбкой посмотрел с мостика на небритых, измученных морской болезнью Тасеева и Гусева и сказал им:

— Иностранным подданным спуститься в кубрик!

Но тут же засмеялся и попросил Тасеева:

— Юрий Иванович, покажите вещи для Палого. Пусть боцман на берег отправит.

Боцман ушел. Геологи с наслаждением рассматривали берег.

— Взгляни на Мильну!

— Вулканище, что звезда! — восхитился Гусев. — Вот пришлось Звонкову лапти рвать! Два года отмотал на массиве.

— А толку?

— Ну, отчет все-таки…

Шлюпка вернулась. Рыжий на пирсе таскал мешки. Загремела лебедка, якорь медленно вылез из воды и повис в клюзе, как огромная мокрая серьга. Развернувшись, шхуна вышла из бухты. Почти сразу высокий мыс закрыл собой поселок. Вдоль берега, как черные пальцы, торчали одинокие кекуры — конические скалы, отрезанные морем от суши, а далеко впереди возвышался величественный конус изолированного вулкана.

— Иностранные подданные, — загудел с мостика шкипер, — через полчаса высадка. С богом!

Сапоги и штормовки пришлись в самый раз, ветер дул резкий, холодный, шлюпку разворачивало, окатывало водой. Море казалось тяжелым, необыкновенно неровным, будто все оно было изрыто ямами, а в других местах, напротив, стояло столбами, которые с силой ударяли в борта. Боцман вел шлюпку на одинокий кекур, но метрах в семи от берега она ткнулась в песчаную банку. Пока геологи по колено в воде вытаскивали вещи, стараясь особенно не замочить мелкокалиберную винтовку, матросы удерживали шлюпку, но, освобожденная, она мгновенно умчалась в море. Над чуть видимым силуэтом шхуны вспыхнули три ракеты — шкипер Бережной прощался с геологами… Ветер погнал на берег клочья тумана, море плескалось теперь темное, пустынное, только бакланы пронзительными жалобными криками оплакивали недавнюю погоду, громоздясь пирамидами на крутых кекурах.