Томаш Колодзейчак - Когда прольется кровь

За каждым движением палачей следили тысячи глаз. То и дело над толпой вздымался гул нетерпения, отвращения, ярости... Личность Шепчущего крупнела в рассказах, его деяния разрастались, мудрость увеличивалась. Страшно так вот стоять и ожидать его смерти. Его убьют здесь вместе со слугами - лучшими среди лучших. "О Черная Роза, как же ты жестока, призывая их к себе! О Земля, ведь ты знаешь о радости, надежде и ожидании, которые давали эти люди твоим детям, так за что же ты караешь их, за что наказываешь всех нас?" И шум этот, усиливаемый напряжением и ожиданием, нарастал в людях, заставляя невольно стискивать зубы, сжимать кулаки.

Магвер с Дороном сидели на самой нижней ветви раскидистого клена, растущего на Рынке Судей. Отсюда хорошо просматривался и помост, и весь плац. Они видели прибывающие толпы, готовящихся к работе палачей, солдат охраны. И они же одними из первых услышали долетающие со стороны Горчема всхлипы свистулек и дробь барабанов. Волы тянули воз с арестантами. На полунагих телах осужденных были видны следы перенесенных ими мучений. Однако двое были изуродованы сильнее других, видимо, палачи хотели выбить из них какие-то показания. Остальных били и истязали из принципа, а работали над ними, вероятно, палаческие подручные. Истинное искусство должно проявиться лишь здесь, на плацу.

Телегу окружали солдаты, вооруженные кароггами. Обычно осужденных привозили городовые, но на сей раз воевода счел дело очень серьезным. Солдаты шли гордо, так, словно тем самым противостояли ненавистной толпе. Толпе, как никогда возбужденной видом осужденных. И хоть именно любопытство и жажда зрелищ пригнали на площадь так много даборцев, многие из них сжимали кулаки и ругались про себя, видя измученных помощников Острого.

Магвер узнал Ваграна. Значит, остальные погибли или ушли от людей бана еще там, в лесу. Все это в сотни раз лучше, чем то, что ожидает осужденных. Острого на телеге не было. Его приведут позже, когда народ насытится запахом крови, криками и мучениями истязаемых. Только тогда начнется настоящее зрелище, а палачи смогут похвастаться своим искусством. Покажут, сколь силен человек, сколько боли способен выдержать, какая маленькая частица тела необходима, чтобы он жил. Уже скоро...

Ветер нес тучи, закрывал и отворял небесные окна, лучи света то падали на землю, то снова скрывались, срезанные серой тенью.

На помост затащили первого осужденного, распяли его. Потом вспороли живот и запихали внутрь пук соломы, предварительно намоченной в каком-то отваре.

Сначала он извивался и кричал, потом потерял сознание, но его быстро привели в себя. Больше он уже рта не раскрывал. Глядел пустым взглядом, словно вообще ничего не чувствовал. Ему снова зашили живот, скрепив края разреза тремя колючими затычками. На минуту прервали работу, чтобы люди могли как следует разглядеть смертника. Он был молод, хорош собой, широкоплеч, с сильными ногами. Вероятно, нравился женщинам. Один из палачей поднял вверх факел. Огонь был какой-то странный - не развеваемое ветром пламя, а желтый шар, охватывающий головку. Палач подошел к кресту из балок, прижал факел к голове жертвы, что-то шепнул, резко отскочил.

Мужчина крикнул. Распятое на кресте тело напружинилось в ужасающей судороге и вдруг вспыхнуло, будто сигнальный факел. Огонь, казалось, исходил из его чрева. Горело быстро, все обуглилось, но ни один, даже самый маленький язычок пламени не перепрыгнул на дерево креста. Ветер быстро разогнал пепел и вонь горелого мяса.

Закричала какая-то женщина.

Взяли следующего. Его просто затащили на помост, так он был слаб и измучен пытками.

- Не-е-ет! - закричала женщина. - Это мой сын!

Стоявшие рядом люди пытались ее успокоить, потому что городовые уже двинулись со своих мест.

- Смерть! Смерть! - раздались крики. Шепот прошел по толпе, но быстро угас, когда городовые подбежали и забили палками нескольких крикунов.

Стоящий в окружении телохранителей бан дал знак ускорить церемонию. Палачи резвее взялись за работу. С третьего осужденного содрали кожу, вылущив его, словно улитку из раковины. Растянутый на кресте, он висел бессильно - чудовищно красное тело, мышцы, пульсирующие в болезненных судорогах, белизна голого черепа, поразительно большие глаза, лишенные век, зубы, не прикрытые губами. Он выглядел как клубец, вылезший из болота, чтобы пожирать детей. Но эта картина была в сотни раз страшнее, потому что на месте чудовища все только что, минуту назад, видели человека. Неизвестно, сколько времени он еще протянул бы в таком состоянии, если б ему не размозжили голову огромным молотом.