Томаш Миркович
Паломничество в Святую Землю Египетскую
Памяти Казимира Лыщинского, обезглавленного 30 марта 1689 года на рыночной площади в Варшаве за написанный им трактат «De non existentia Dei» [1]
Я есмь Великий, сын великого. Я есмъ Огнь, сын Огня, которому была дана его голова, после того, как она была отрезана.
Голова Осириса не была отделена от его тела, и голова Осириса Ани не будет отделена от его тела. Я скрепил себя, я сделал себя самого цельным и совершенным. Я обновлю мою юность. Я – сам Осирис, властелин Вечности.
«Книга мертвых», глава 43 (Папирус Ани)
Но скажи только слово, и отдам тебе… даже голову.
Болеслав Прус, «Фараон» (1897)
Как-то раз Изидора, старшая из трех дочерей Алисы, разыскивая что-то в столе у матери, нашла странное письмо, длинное-предлинное, написанное – как стало ясно из содержания – почти девятнадцать лет назад ее двоюродным дедушкой.
Дочитав письмо, Изидора, взволнованная, тут же кинулась к матери.
– Мама, я нашла письмо твоего дяди! – воскликнула она. – Это что, все правда?
– И да, и нет, – отвечала Алиса, откладывая в сторону журнал «Мировая литература» (она как раз начала читать номер, посвященный творчеству Батая). – Но чтобы убедиться во всем самой, мне пришлось поехать в Египет. Я собиралась рассказать тебе об этом четвертого февраля, когда тебе исполнится восемнадцать. Что ж, осталось всего несколько дней, и они ничего уже не изменят. Так что садись и слушай. Пора тебе узнать обо всем.
Давно Алиса так не веселилась, как на дядюшкиных похоронах. Сначала было страшно, но не успела процессия добраться до кладбища в двух километрах от городка, как она уже заливалась смехом вместе с остальными.
Ее отец умер давно. Жила она с мамой и тетей. О том, что у нее есть дядя, она узнала только в тот день, утром. Едва мама ушла на улицу, тетя вскочила с места, выбежала из комнаты, быстро вернулась и сунула Алисе измятую бумажку:
– На! Читай!
Это была телеграмма:
АЛИСА УМИРАЮ ЧЕРЕЗ ТРИ АНЯ ТЧК ПРИЕЗЖАЙ ТЧК ТЕОДОР СЕЦЕХ.
– Что еще за Теодор? – спросила удивленная Алиса.
– Брат твоего отца.
– Как это?! Ни ты, ни мама никогда не говорили, что у папы был брат.
– Знаю. Я не раз повторяла Хеленке, что надо тебе сказать. А она все не хотела. Даже эту телеграмму не соглашалась показать. Мне это все не нравилось, но я молчала. Теперь дело другое, Теодор умирает… У твоего отца было двое братьев, старший – Элек, то есть этот самый Теодор, и младший, Виктор. Когда Ежи умер, Хеленка прервала с ними все контакты, хотя даже мне ни разу не говорила почему. Виктор сразу после войны поселился в Америке, у него в Чикаго магазинчик, а Теодор остался в Сецехове. Он знал, что Хеленка не желает, чтобы ты с ним встречалась, и до сих пор уважал ее волю. А пару дней назад пришла эта телеграмма. Я хотела сразу тебе показать, но Хеленка велела: «Порви и выбрось». Я долго думала, что делать… ну, в конце концов, ты уже взрослая и можешь сама решать, хочешь ты навестить дядю или нет.
– Хочу, – тут же заявила Алиса. – Не важно, что там за черная кошка между ними пробежала, все равно это было много лет назад. Когда принесли телеграмму?
– Времени в обрез. Три дня уже прошли.
– Не шути, никто не может знать точно, когда умрет. Впрочем, что мне мешает прямо сейчас взять и поехать? Сецехово – это же где-то под Варшавой, правда?
– Нет-нет. Наше Сецехово совсем не там. Надо ехать в…
– Как это – «наше»?
Тетя вздохнула и опустилась в кресло.
– Да ты же совсем ничего не знаешь! И не помнишь ничего. Ты была там в детстве. Дедушка и бабушка жили под Сецеховом до самого конца войны. Там родились мы с Хеленкой, там Хеленка познакомилась с твоим отцом… Хорошо, что ты решила туда поехать. Мне всегда хотелось, чтобы ты побывала в наших родных местах, а Хеленка все не соглашалась. Когда вернется, разозлится на меня, но тут уж ничего не попишешь. Марш наверх, собирайся, ты ж наверняка останешься там ночевать, а я пока нарисую, как проехать.
– А ты со мной не хочешь?
– Нет. Слишком много воспоминаний – и приятных и неприятных. Столько лет прошло… не хочу валиться туда как снег на голову. Лучше останусь и объясню Хеленке, почему решила показать тебе телеграмму. Эти три ночи я глаз не сомкнула, все думала, как мне быть. Такой камень на душе… – Тетя поднялась с кресла и улыбнулась Алисе, а та уткнулась лицом в ее сухую щеку.
Читать дальше