Полина Копылова - Преданные и предатели (Летописи святых земель - 2)

- И ты согласна это сделать?

- Да, я согласна на известных условиях. На условиях, что ни я, ни моя семья не будут преследоваться...

- Пошла вон! - Глаза Беатрикс вспыхнули. Она увидела склонившихся над ней Раина и Лээлин. Замершего у дверей Ниссагля она не заметила. Убирайся вон! Они вздрогнули. "Бог, почему я не вижу их лиц!!!" Кровь прилила к лицу, застучала в висках. Беатрикс кричала в их ошеломленные лица: - Уходи вон, Лээлин, уходи! Ты никогда ничего для меня не сделаешь! Я сама выживу, сама, сама!

- Не слушай ее, она не соображает, что говорит! - теперь кричал уже обезумевший от горя Раин, толкая Лээлин ближе к ложу. - Замолчи сейчас же, сумасшедшая! Лээлин, да произнеси ты хоть Зов Покорности, черт бы тебя побрал!

- ЭНКАЛЛИ ХАЙЯ... - начала Лээлин.

- ЗАМОЛЧИ! УБИРАЙСЯ!

- Ты сдохнешь, сдохнешь, как травленая крыса!..

- НЕ СДОХНУ!! - зашлась в отчаянном крике Беатрикс, приподнимаясь. Кровь хлынула у нее изо рта, голос пропал, перед глазами все почернело, и она повалилась в подушки. Ниссагль бросился к ней, одновременно призывая медиков и стражу.

- Гирш... - На ее губах появилась розовая пена, рдели пятна на отброшенном в угол белом полотенце. Она пристально посмотрела на свою кровь, потом перевела взгляд на Ниссагля.

- Зря ты их прогнала, - сказал он. - Лээлин могла помочь, а вот врачи - не знаю. Твое положение действительно опасно. Ты... можешь умереть. Он говорил чуть не плача, страстно желая уговорить ее подчиниться Раину, но втайне испытывая радость, что она предпочитает смерть помощи прежнего любовника.

- Хватит об этом, Гирш. - Она слабо пошевелила холодными пальцами, как-то незаметно оказавшимися в его ладони. - Не надо. Послушай меня. Когда я умру, правителем будешь ты. - Он внимал ей как зачарованный, как во сне. Но это был не сон. В тусклом пламени свечей темнели пятна крови. Ее крови. Белело пролитое молоко, которым тщетно отпаивали королеву. Зловеще блестели серебряные лохани...

Беатрикс шептала:

- Ты будешь правителем, Гирш. Ты будешь править железной рукой. Беспощадный и Справедливый, я, я даю тебе этот титул. А на моей могиле вели начертать... Беатрикс...

- Что? - Он не сразу сообразил.

- Беатрикс Кровавая...

- Постой, Беатрикс... Может, ты еще не...

- Не знаю. - Она закрыла глаза.

- Позвать тебе священника?

- К черту, - прошептала она, не открывая глаз.

- Детей, может?

- К черту тоже...

- Хочешь чего-нибудь?

Она промолчала. Потом, с трудом приподняв веки, попросила:

- Обними меня...

К рассвету Хаар был застлан низким черным дымом. Дворянский Берег полыхал. Чуть ли не весь город был испещрен кровавыми следами. Пахло гарью. Потаскушки разгуливали в серебряных дворянских украшениях, простолюдины при каждом удобном случае бряцали плохо оттертым, потемневшим от крови оружием. Разжились все, кроме самых пугливых.

В церквях догорали свечи, в проходах между скамьями стояли длинные лужи от нанесенного снега. Надолго должна была запомниться горожанам эта ночь с множеством мечущихся простоволосых женщин, звериными воплями, убийствами и голой неистовой Годивой на черном жеребце. Под дымной пеленой Цитадель казалась еще угрюмее, утренний ветер вяло шевелил спущенные в знак неблагополучия флаги.

Ниссагль до сих пор был в королевской опочивальне, и оттуда не доносилось ни звука. В битком набитой приемной, откуда челядь на горбу вынесла мебель, чтобы поместилось больше народу, его ждали гонцы с вестями о бесчинствах на Дворянском Берегу и личный секретарь примаса с подробным письменным донесением о том, что происходило в соборе. По углам безмолвствовали утомленные бдением медики, придворные сбились кучками, перешептываясь. Здесь собралась вся титулованная мелочь, присутствовали советники и секретари, но Раин, Раэннарт, канцлер Комес, Вельт, Абель Ган пропадали неведомо где, утихомиривая бурлящий город. За окнами день сменил ночь, - настроение у всех было подавленное. Что будет? Лээлин она вышвырнула и так кричала, что от собственного крика чуть не умерла. Врачей не зовут. Что будет? Что будет?

Ниссагль выглянул лишь после полудня. Подозвал кивком своего сервайрского секретаря, прошептал ему на ухо указания, привстав на цыпочки, а обычно заставлял подчиненных нагибаться. Секретарь кивнул, приложил руку к сердцу, протолкался через заполнившую покой толпу и исчез.

Через час стали собираться сильные - канцлер со своими легистами в отороченных куницей суконных капюшонах, мрачный, в закопченных латах Раэннарт. Боком, опасливо озираясь, вступил примас-настоятель Эйнвар, глаза у него были красные. Абель Ган суетливо теребил хвосты на своей шляпе. Он стоял в самом проходе, и его все толкали. Лицо у него было беспомощное.