- Что я устроил?
- Ты еще спрашиваешь? Открой окно, если оглох! Все церкви бьют в набат, везде горит, чернь истребляет Этарет на Дворянском Берегу, а рейтары попрятались по закоулкам. Кто еще в Хааре мог такое устроить?
Ниссагль молча показал пальцем на потолок так, как показывают, призывая небо в свидетели. Потом ответил:
- Клянусь, моей руки близко не было в этом деле. Они сами как-то с Божьей помощью это устроили.
- Палач Канц холостит подряд всех пойманных мужчин! Повсюду бегают обвешанные серебром голые шлюхи! А стража-то, стража и ухом не ведет!
Ниссагль медленно улыбнулся.
- За стражу в городе отвечаю не только я. Это во-первых. Во-вторых, хорош бы я был начальник Тайной Канцелярии, если бы послал своего палача участвовать в мятеже. В этом случае меня можно было бы без объяснений отправлять в опалу. В-третьих, стража защищает народ, а если этот последний в защите нужды не испытывает, то стража бездействует.
- Но Этарет?..
- Они же не люди. - Безжалостная улыбка появилась на лице Ниссагля. Чем больше служу здесь, тем больше в этом убеждаюсь.
- Н... - начал Раин.
- Я знаю, что творится в городе, и не буду ничего предпринимать, перебил его Ниссагль. - Вы еще что-то мне хотите сказать, камергер?
Раин открыл было рот, собираясь что-то ответить, но тут без стука зашел Зих, подручный Канца. У этого малого было на удивление приятное лицо. Через непритворенную дверь донесся тихий надрывный звук - то ли стон, то ли скуление. Раину стало не по себе.
- Я что, второй день должен это слушать? - неожиданно усталым голосом спросил Ниссагль.
- Я как раз хотел спросить про этого... Там костоправам делать нечего. Может, водички дать, чтоб не мучился?
- Дай. Но какого дьявола ты тянул с этим два дня?
- Ну... Так получилось. - Зих неопределенно улыбнулся.
- Вы это о ком? - почему-то шепотом спросил Раин.
- О мальчишке. Я был зол и приказал его не щадить.
- М-можно посмотреть?
- Зачем вам это? - Ниссагль пожал плечами и кивнул палачу: - Зих, проводи.
Провожать пришлось недалеко, до Покоя Правды. Зих снял со стены факел, осветил дерюгу в углу, откинул край. Раин зажмурился и отвернулся.
- Ну вас, Зих. Ужас какой.
- Сами напросились.
Раин выскочил из Покоя Правды и встряхнул головой. Ниссагль по-прежнему сидел на столе, не сменив позу, он насмешливо взглянул на потрясенного Раина и отвернулся. Стоны стали слышнее. Раин резко захлопнул дверь.
- Гирш, знаете что... Вот вы держите здесь Лээлин Аргаред. А ведь она целительница...
- Вы ошибаетесь. Она отравительница. К счастью, не такая ловкая, как ее отец.
- Не смейтесь, я серьезно. Она действительно... Короче говоря, может быть, в обмен на свободу попросить ее... - Он поперхнулся, увидев, как Ниссагль с мрачным видом отрицательно качает головой.
- Вы думаете, она не согласится?
- Лээлин согласится на что угодно. А вот Беатрикс...
- Беатрикс почти все время без сознания. У медиков уже руки опускаются. Она ничего не будет знать. И потом, чтобы остаться в живых, люди на все соглашаются.
- Без сознания, - задумчиво проговорил Ниссагль. - Ладно, можно попробовать. Я приведу Лээлин, но не уверен, что она поможет. Она ведь и меня хотела отравить, и, сколько я ее ни допрашивал, твердит одно и то же: от этого яда нет противоядия. Скорее всего, оно ей просто неизвестно. Я так думаю, что противоядие знает старший Аргаред. Мои люди ищут его, но пока все без толку. А Лээлин я приведу. Возвращайтесь в Цитадель.
Каменные своды гудели. Громогласное молитвенное пение наполняло собор, и казалось, что вместе с клиром поют и белые статуи праведников.
Дым ходил синими клубами, от него першило в горле, щипало глаза. Примас Эйнвар молился, подложив под колени тонкую подушку с четырьмя кистями, навалившись грудью на резную оградку алтаря. Его стиснутые под подбородком руки давно посинели от холода, но он упорно шептал свою молитву, вперив сухие, невидящие от усталости глаза в синий полукупол над алтарем, откуда, верилось, вот-вот хлынет ослепительный свет и сойдет голубоглазый недотепа в сером плаще и с пухлой книжкой под мышкой, ну да, тот самый, который гладит по головам шлюх, словно напроказивших девчонок, спит с шелудивыми собаками и слезливо целует в уста прокаженных. Сойдет Он, спотыкаясь, по хрустальной лестнице, недоуменно уставится на голосящий псалмы клир в раззолоченных ризах, на примаса в черной с золотыми обручами митре: "Вот он я, пришел. Чего звали-то?" И все святые отцы стыдливо отведут глаза, и не потому, что так богато облачены, а потому, что он такой неказистый, и никто не додумается пасть ниц, кроме выживших из ума нищих старух и робких бедных подмастерьев, которыми в этот час полна вся огромная пышная церковь. Это они поналепили здесь на каждом шагу множество грошовых свечек и в перерывах между песнопениями шепчут скороговоркой путаные молитвы.
Читать дальше