Алексей Корепанов - Зубы дракона

Телефонный звонок заставил его отложить газету. Он вышел в прихожую, включил свет.

- Витя, как ты там? - В далекой Зоиной комнате слышались возбужденные мужские голоса. - Ничего не случилось?

- Да вроде нет. - Он посмотрел в зеркало. Там отражался худощавый, чуть выше среднего роста темноволосый мужчина в спортивном костюме. Лицо у мужчины было вполне нормальным, только глаза смотрели настороженно.

- Все в порядке, знакомлюсь с прессой. В Греции тишь и благодать. А у тебя маленький праздник кабана?

- Да нет, - Зоя облегченно рассмеялась. - Это телевизор, третья серия... Ах, ну да. А что такое маленький праздник кабана?

- Кто-то рассказывал. Это, кажется, в Сибири. В общем, две недели водку пьют. Или два месяца. Неважно.

- Витя, - голос Зои стал совсем тихим, - с тобой что-то делать надо. Тебе обследоваться надо.

Панаев уныло посмотрел на ссутулившеся отражение:

- Слушаюсь, Монроз. Завтра пойду.

- Витя, не смейся. Я серьезно.

- И я серьезно. Смотри свою третью серию.

- Витя, будет плохо - звони. Целую.

- Взаимно.

Он положил трубку и пошел к своим газетам. В окнах соседнего дома трепетал потусторонний свет - там шла третья серия. В городе было тихо.

*

[Текст рассказа "Что-то происходит?.." - сон-видение Панаева].

И зазвенело, зазвенело... Задрожало и рассыпалось, словно разбили огромное зеркало. Исчезло.

Панаев вскочил с дивана - с шелестом упала на пол газета, - бросился почему-то к балкону, потом, сообразив, в прихожую. Телефон не успокаивался.

- Да?

- Привет, Витек! Славик. Слушай, глянь мой "Дженерал". Не пашет, понимаешь, цвет пропал, а тут Боря кассеты из Одессы приволок. Сплошное новье! Заскочи, а? Или нет, лучше я к тебе. Завтра заскочу на работу, лады?

Панаев молча соображал.

- Витек, спишь?

- Есть ли в этом закономерность? - медленно произнес Панаев. - Стена и огни.

- Ты что там, бухаешь с кем-то? Все, не мешаю. Так я заскочу завтра после обеда, глянешь на аппарат. Идет?

- Идет, - бесцветным голосом ответил Панаев, так ничего и не сообразив.

- Все, салют!

Он вернулся в комнату. сел в кресло. То, что привиделось ему, происходило действительно с ним. Это был не сон, он находился в самой настоящей реальности, и все знал о себе, знал все свои мысли и чувства, он действительно жил той, другой, жизнью, где была совсем другая, не похожая на эту, комната, и совсем другое кресло, и книжные полки, которых нет и не было здесь, где он думал совсем о другом, о чем никогда не думал здесь. Это было с ним - и в то же время это никак не могло быть с ним, потому что никогда в жизни не знал, не ощущал и не переживал он ничего подобного, и слышать не слышал о планете Анизателла и каких-то галактических Странниках. Но как же реален, отчетлив и ярок был тот, другой, мир с табачным дымом (а он никогда не курил!), книгами на столе - Пруст, Мильтон (а он никогда не видел и не читал этих книг!), зелеными огнями на гигантской стене, каким-то двойником - и он, Виктор Панаев, чувствовал себя в этом мире как у себя дома, хотя что-то где-то и бунтовало, и возмущалось, и трепетало от недоумения...

Да, он тоже читал, хотя и без всякой системы, все, что попадалось под руку в библиотеке, недавно вот проштудировал "Одиссею". Гомер говорил о двух воротах для вступления снов: лживые, несбыточные приходили через ворота из слоновой кости; те, что сбываются - вылетали из роговых. Но его-то сны появлялись совсем из других, третьих, ворот. Они были снами-воспоминаниями. Воспоминаниями о том, чего с ним никогда не происходило, да и не могло происходить. Они были отражением какой-то другой жизни, которая казалась жизнью его, Панаева. Или не казалась?

Слегка кружилась голова. Кресло словно покачивалось, что-то сыпалось с легким шорохом, и как будто сгущался туман...

*

[Продолжение рассказа "Что-то происходит?.."].

И еще появился кто-то без лица. Был какой-то разговор, но смысл слов тут же терялся, и нельзя было ничего вспомнить, удержать, в свете фар роилась всякая крылатая мелкота, за указателем дорога свернула направо, навстречу зареву, и оборвалась черной ямой. Он попытался закричать, собрался с силами, выдавил из горла стон - и разлепил тяжелые веки. Барсик, встав на задние лапы и положив передние на край дивана, настороженно смотрел на него зелеными немигающими глазищами.

- Дай воды, - слабым голосом проговорил Панаев. В полутемной прихожей, куда почти не достигал свет бра, ему почудился двойник. - Ему тоже.

И уснул, погрузившись в кромешную темноту и тишину.