Сирил Корнблат - Две судьбы

- Еще? - недоверчиво подумал он. - Ногами?

Вслух же робко попытался выяснить смысл ее манипуляций.

- Поклоняюсь большому пальцу ноги моего повелителя - будущего мужа, покорно ответила она. - Я - женщина набожная, и чту обычаи старины.

Она намазала его большой палец красной краской и обратилась к нему с молитвой, после чего приготовила завтрак - острый овощной салат, оказавшийся очень вкусным. Пока он ел, она молча глядела на него, затем скромно облизала миску с его объедками. Затем дала ему одежду, которую перестирала, пока он спал, и, умыв его, помогла одеться. Ройланд подумал недоверчиво: "Невероятно! Наверное, это для видимости, чтобы набить себе цену перед женитьбой". Однако тут же увидел, как она без всякого промедления, сразу же после того, как одела его, стала полировать его деревянные грабли. В этот день, работая в поле, он окольными путями стал расспрашивать других жителей деревни и узнал, что она будет ему служить точно так же всю оставшуюся жизнь после свадьбы. Если же женщина обленится, то ему следует поколотить ее, но такое может произойти не более одного-двух раз в год. Здесь у нас, в деревне Угецу, девушки очень хорошо воспитаны.

Таким образом, крестьянину-мужчине Угецу жилось по-своему даже лучше, чем кому-либо из "его" эпохи, если только он не был миллионером.

Ройланд настолько отупел от недоедания, что уже стал не в состоянии уразуметь той простой истины, что это касается только мужской половины населения деревни Угецу.

Подобным же образом, к нему пришла и вера. Однажды он зашел к одному из жителей деревни, который по совместительству был таоистским священником. Зашел, в основном, из-за того, что ему наскучили бесконечные послеобеденные сказания Ли По. Вместо того, чтобы слушать вместе со всеми (и столь же безразлично) непрекращающуюся повесть о великом желтом императоре, о прекрасной, но порочной принцессе Изумруд и о добродетельной, но простодушной принцессе Лунный Цветок, он заглянул к служителю таоистского культа и сейчас же попался на крючок.

Довольно приятный с виду старичок, днем занимавшийся изготовлением нехитрых орудий крестьянского труда, заронил в его душе несколько жемчужин мудрости, некоторые Ройланд своим затуманенным голодом разумом не воспринял как перлы неописуемой ерунды, и продемонстрировал Ройланду, как нужно погружаться в состояние медитации - сосредоточенного размышления. Это сработало с первого же захода. Ройланд тотчас же закупорился в непрошибаемое состояние "самадхи" - восточную версию самовнушаемого озарения - что вызвало у него потрясающее ощущения и не оставило похмелья после того, как он вышел из этого состояния. В колледже он свысока поглядывал на всех студентов, которые ходили на лекции по психологии, и поэтому сам в ней совершенно не разбирался. Ему ничего не было известно о самогипнозе, которому его научил этот очень приятный старичок. В течение нескольких дней он был всецело охвачен религиозным пылом, однако когда он пытался заговорить о путях господних с Ли По, то китаец неумолимо менял тему разговора.

Понадобилось убийство, чтобы он сумел высвободиться из пут любви и религии.

В сумерки они все сидели и слушали как обычно сказителя. Ройланд пробыл здесь всего лишь один месяц, но, насколько он понимал, теперь ему суждено было оставаться здесь до конца дней своих. Скоро он официально возьмет себе жену... Он уже был уверен в том, что познал истину об окружающей его Вселенной путем таоистского самосозерцания. Чего же ему еще недоставало? Чтобы хоть что-то здесь изменить, нужно было затратить чудовищное количество энергии, а ее-то в таких масштабах у него и не было. Ему приходилось размеренно тратить свои силы, деля их поровну между днем и ночью: днем нужно было как можно больше приберечь энергии для ночных любовных утех, но и ночью нужно было столь же бережно расходовать энергию, чтобы сэкономить для завтрашней работы в поле. Он был бедняком и не мог себе позволить ни малейшего отклонения от раз и навсегда заведенного ритма жизни.

Ли По как раз дошел до довольно пикантного места, когда желтый император провозгласил, весь сгорая от страсти: "Так пусть она умрет! Каждый, кто осмелится противиться нашей божественной воле...", когда по лицам слушателей сверкнул луч карманного фонарика. Все сразу же сообразили, что это самурай - в кимоно и с мечом, и стали спешно кланяться, но самурай раздраженно (все самураи непрерывно были в крайне возбужденном состоянии) закричал: