Людмила Козинец - Премия Коры

Людмила Козинец

Премия Коры

Художник Тиль принимал поздравления. Полвека труда, который правильнее было бы назвать подвигом, - и вот высочайшая награда планеты: премия Коры. Хрустальная фигурка юной прекрасной девушки и десять лет жизни сверх положенного срока.

Хрустальную девушку вручал сам глава Союза Творцов. Художник Тиль стал восьмым обладателем этой почетной награды. Кажется, вся планета поздравляла его. Художник Тиль улыбался и благодарил.

Когда ушли гости, когда цветы устали источать аромат, когда сморщилась кожица плодов в гравированных вазах и высохло пролитое вино, художник Тиль сел в глубокое кресло и задумался. Скорее всего Тиль пытался вспомнить, почему ее называют Кора, эту премию, девушку-жизнь. Он смотрел на нее долго, лаская чуткими пальцами ледяное тело. Наконец совершенные линии статуэтки расплылись в его глазах, и художник опустил веки, темные, кожистые, как веки старой мудрой черепахи. Из-под коротких ресниц скатилась слезинка и звонко разбилась о хрусталь.

И пришел в дом Тиля его старинный друг, поэт и скептик Дан. Он неслышно поднялся по ступеням и остановился у окна. Он не поздравлял Тиля, но с болью и грустью смотрел на него.

Друзья молчали, но слишком счастливым взглядом встретил художник Тиль своего товарища, чтобы тот мог молчать долго. И он спросил:

- А знаешь ли ты, почему ее зовут Кора, знаешь ли, откуда взялся нелепый обычай дарить годы, весь этот Фонд Жизни?

- Говори, - ответил Тиль. - Я знаю твою любовь к суевериям, всяким страстям и россказням, но это меня не останавливает.

- Хорошо,- сказал Дан.- Я расскажу тебе подлинную историю Коры, а ты за это налей мне вина в мой любимый кубок, вырезанный из розовой раковины. Так слушай же. Это началось недавно, но об этом уже не помнят. Странно. Что такое двести лет для вечности? А ведь история человечества вечна. Но я отвлекся. Слушай же. Двести лет тому назад Совет планеты принял так называемый Закон Жизни. Тщательный учет наличных и перспективных ресурсов, ожидаемого развития технологии позволил установить точный срок жизни каждого гражданина - 80 лет. Это было справедливо - за такой срок человек успевал много сделать, много увидеть и узнать, приветствовать правнуков и достойно уйти. Постепенно исчез даже глагол "умирать", сейчас все говорят: "Он ушел". Годы, отпущенные каждому, можно было подарить, завещать, даже унаследовать, если предопределенный срок прерывался трагической случайностью - например, если погибал близкий родственник. Скоро все привыкли к новому порядку вещей: он был удобен. А потом появилась и такая форма награды - год, два, пять лет жизни, сообразно заслугам. И это тоже было справедливо.

В те времена в нашем городе жил художник. Ты знаешь его картины. Его имя мы сейчас вспоминать не будем. Назовем его просто - Мастер. Он этого достоин.

Мастер был уже стар. По тогдашнему закону ему оставалось лет десять. Те, кто знал его, говорили, что Мастер был буря и пламя. Неистовый, неукротимый гений. И очень одинокий. Его знали все. А любила одна женщина. Кора.

Однажды она пришла к нотариусу, подписала необходимые документы и утром следующего дня ушла туда, откуда нет возврата. Понимаешь, ушла добровольно! И в тот же день Мастер получил официальное уведомление, что по завещанию Коры он получает в свое распоряжение почти шестьдесят лет.

Да-да, он тоже ушел. Почти сразу же. Ни родственников, ни близких не нашлось. Годы его перешли в собственность Союза Творцов. Так образовался Фонд Коры. И он пополнялся. Тебе еще не страшно? Сейчас я скажу самое главное.

Первый же, кого Союз премировал из Фонда Коры, в считанные дни сошел с ума. Второй - ушел добровольно, как Мастер. Третий - отказался от премии. Четвертый - ушел.

- А остальные трое?

- Они живы. Но вот Творцы ли они? И я не знаю, что будет с тобой.

Художник Тиль в гневе закрыл глаза:

- Уходи, - сказал он своему другу, поэту и скептику, - ты не имеешь права так...

Дан ушел, немного презирая Тиля, а художник Тиль не мог уснуть. Тяжелые тени, сливаясь и клубясь, наполнили мир. И вместе с полночью пришла Кора. Она села на пол, подтянула колени к подбородку и подняла на художника Тиля свои заплаканные глаза.

- Я не могла иначе, - сказала Кора, - я любила его. Знаешь, он тогда понял одну вещь, очень важную вещь, самую важную, да, и очень боялся, что не успеет. Я ничем не могла помочь. Кто я? Бездарь! Я была недостойна даже краски ему готовить. Я училась у него и понимала его, как никто. Когда мы были вместе, я становилась как он. Но мне-то не дано было то, что ему. Выше головы не прыгнешь. Судьба дала мне глаза и сердце, руки мастера - не дала. Он смотрел мои работы, иногда хвалил, но я видела линию его рта. Остаться после него и рассказывать людям о нем? Мне - рассказывать о нем? Я и этого не могла. И если я не Творец, если я - никто, то пусть живет он, мой Мастер, мой любимый! Разве это не справедливо?