Глеб Голубев: Искатель. 1968. Выпуск №2

Тогда отец вдруг ясно понял, что за коридором открытая осыпь и там их перебьют сразу, и тоже бросился за Омаром.

Стрельба продолжалась, но как-то вяло. Пули басмачей словно не хотели попадать ни в людей, ни в лошадей. Да лошади и стояли тихо, будто спокойно ждали смены хозяев. Только лошадь Омара лежала на тропе с неуклюже перекинутым вьюком, и из ее большой головы хлестала кровь.

Трое, отстреливаясь, отходили все выше и выше, прячась за камнями,

— Скоро надо! Скоро! — торопил Омар.

Они оказались, наконец, на площадке, очень напоминающей крепость. Хватило одного взгляда, чтобы понять, почему так лениво преследовали их басмачи: ловушка! Прекрасная, чтобы защищаться в ней до последней пули, но ловушка.

Сзади поднималась скала, почти отвесно — трудно было даже понять, как держались выпирающие из нее камни; слева лишь чуть более покато возвышалась другая, ровная, светлеющая наверху; две другие стороны площадки были завалены глыбами камней и напоминали зубчатую стену крепости. Колодец!

Фролов, с отчаянием и страшно ругаясь, вскарабкался на камень между двух зубцов. Он стрелял зло, не целясь, не попадая. С остервенением. Приклад отдавал ему в плечо, он. опять рвал затвор, загоняя патрон в патронник, и снова было видно, как приклад с силой толкает его.

— Зачем стрелять? Не надо стрелять! — уговаривал его Омар. — У тебя что, патронов много?

Фролов послушался его, опустился на камни и сидел поникший, усталый.

Басмачи далеко внизу резали вьюки и кричали, выбрасывая из них камни. Крики их постепенно стихали. Там шла дележка.

На горы опускалась ночь. Долину вдалеке уже почти не было видно, она подергивалась туманом. Отец смотрел вниз, вглядываясь в темнеющие камни. Басмачи не уходили.

Хотелось пить, но об этом лучше было не думать.

Омар сидел, опустив голову. Все думали об одном; уйдут басмачи или будут осаждать? А может, просто засядут внизу и станут ждать, когда одуревшие от жажды и голода люди спустятся к ним сами.

Ночь обступила ловушку. Уже трудно было различить во тьме скалу и камни, и даже свободное впереди пространство становилось плотным и издали казалось таким же твердым, как камень.

— Что будем делать? — спросил Фролов.

— Сидеть будем. Ждать будем, — тихо откликнулся Омар, но тут же голос его сорвался: — А они придут — резать нас будут!

В темноте эти слова прозвучали страшно. Больше не говорили, только пристальней стали вслушиваться… Нет. Ничего не было слышно. Только ветер шумел в осыпи…

— Двоим спать. Один будет дежурить. Первым буду я, — голос отца был твердым.

— Дежурить мне надо, — возразил Омар, — я все равно спать не буду. Не могу спать.

Никто ему не ответил, но было ясно, что все будет так, как уже решено.

Отец лег между зубьев на камень и стал слушать ночь: и чем больше он вслушивался в шуршание ветра в осыпи, тем чаще и ясней этот, звук превращался в скользящую поступь скрытно идущих людей. Он начинал видеть их хищно переломленные силуэты и старался успокоить себя тем, что подкрасться к ловушке незаметно было трудно: хоть один камень, но упадет в темноте или перекатится и загремит. Как только он думал так, скользящая поступь хищно согнутых людей опять становилась для него шуршанием ветра.

Фролов и Омар все-таки уснули. И ночь прошла спокойно.

Но едва наступил рассвет и из темноты выплыли громады камней, как басмачи полезли к ловушке. Они скользили меж камней и выли. Слов разобрать было нельзя. От скалы к скале несся только их крик и приходил в ловушку одним звуком: а-а-а… а-а-а… а-а-а… Их пули ударяли в скалу и, жвакая, выбивали облачка серой пыли, покрывая скалу светлыми пятнами выбоин.

Все трое стреляли молча, стараясь тратить как можно меньше патронов. Расстояние было довольно близким — метров триста, но мешали камни: спины в халатах появлялись меж них и тут же скрывались.

— А-а-а-а-а-а!

Крик усилился. Басмачи отползали назад, но один из халатов остался меж камней. И только тут Омар увидел, что Фролов опустил голову на камень. Светлые волосы его рассыпались, закрыв лицо. Он понял, что тот лежит так уже давно, и увидел плечо Фролова с растекающимся пятном крови. А когда тот услышал тишину и поднял вдруг голову, то глаза его смотрели на все удивленным и растерянным взглядом, будто он не понимал, где он, что с ним и что же теперь ему надо делать, и только пытался увидеть все это и осознать наконец.

Вдвоем они перетащили его к осыпи.

— Пить! — Фролов не просил, не требовал, он просто сказал то слово, которое давно уже хотелось сказать всем, но все удерживали его, боясь произносить вслух.