Александр Матюхин - В тихом омуте чертей нет

Наверху действительно палило. Солнце даже не думало заходить, а стайка белых облаков огибала палящее светило по хитроумной траектории. Понятное дело, кому охота изжариваться заживо?

Синекожие усиленно драили палубу, и было видно, что драили они ее с тех самых пор, как ушел Толстяк. Часть палубы блестела и резала глаза. Другая же часть, до которой ироды Болотных Топей еще не добрались, выглядела мрачно и грязно. Толстяку даже почудились куски зеленой плесени в уголках, под канатами. Для дела Толстяк треснул ближнему синекожему по спине пятерней (звук какой чудный получился), да прикрикнул грозно:

— А ну живее двигаемся! Всех акулам скормлю, не пожалею!

Синекожие задвигались быстрее, словно понимали. Вот они, инстинкты, как их Бабуин называет. Ни черта синекожие не петрят в языке, а все равно жить хотят. На уровне животных соображают. Толстяк видел дрессированных верблюдов однажды. Те прицельно плевали своей жвачкой в чучела людей, изготовленных из соломы. И метко плевали, кстати. Многим стрелкам поучиться у верблюдов можно было…

Толстяк постоял немного, чеша затылок и щурясь, размышляя. Может, синекожих припахать? Они худые, гибкие, в любую щель пролезут, чтоб железные пластины вытащить. Только вот вопрос — как объяснить им, что эта за штука такая и как ее искать.

Неподалеку как раз валялась одна из таких пластин. Это была продолговатая полая то ли коробочка, то ли действительно свернутая пластина. Больше всего она походила на портсигар, какие носят аристократы итальянские. Для чего ее назвали пластинами, Толстяк не понимал. Ну, раз назвали, значит так надо.

Нагнувшись, он поднял пластину и, окликнув одного из синекожих, стал объяснять ему, что с этой штукой надо делать. Для весомости и закрепления материала приходилось стучать кулаком по макушке синекожего, но он все равно не понимал.

— Эх, чтоб тебя, — ругался Толстяк, — самому прикажешь идти искать?

И в это время корабль тряхнуло. Несильно, но достаточно для того, чтобы Толстяк потерял равновесие и растянулся на палубе пузом вверх, нелепо раскинув руками. Железная пластина выскользнула из рук и, сверкая на солнце, улетела за борт.

— Хрен крокодилячий этому Крышке в одно место… — процедил Толстяк, подымаясь. Поясницу пронзила острая боль, отдавшаяся в левую ногу и ступню. Толстяк скривился. Сколько себя помнил, сколько уже по морям-океанам поплавал, а так и не смог привыкнуть к этим новым механическим двигателям. Это вам не якорь бросить, это — экстренное торможение, ежели по научному.

— А ты чего вылупился, христень синекожий! — заорал Толстяк на ошарашенно вылупившего белые свои глазенки недавнего кандидата в собиратели пластин, — а ну живо за борт, железку искать!

От злости засопев носом, Толстяк обвил могучей рукой тощее тело синекожего, приподнял его легко над головой да и выбросил за борт. Одним больше — одним меньше. Все они прихвости дьявола, так что и жалеть не стоит. А что там капитан говорил на счет их ценности, так мы еще их сколько угодно наловить можем. Говорили, что синекожие живут на каком-то отдельном острове, окруженном кругом морем из водорослей. Добраться до них можно только пешим ходом по этим самым водорослям ступая. Иногда, правда, когда синекожие сами носы в большой мир показывали, их можно было схватить и просто так. Как в этот раз, например…

Перегнувшись через борт, Толстяк увидал, что синекожий довольно ловко и быстро плывет в противоположную от корабля сторону. Куда он, интересно, заплыть собрался посреди океана?

— Эй, бурдулак чертов, а ну живо возвращайся! — уже незлобно заорал Толстяк, — подохнешь ведь, или съедят!

Хотя, какая может быть к христеню жалость? Толстяк и обычных-то людей не всегда жалел, а тут не с человеком даже общаешься.

Он отошел от борта и оглянулся на оставшихся синекожих. Те продолжали драить пол, опустив глаза. Словно и не видели ничего. Вот он инстинкт! Проблемы остальных их не интересуют.

Похлопав себя по пузу, Толстяк удовлетворенно хрюкнул и побрел искать железные пластины. Краем глаза он успел заметить, как распахнулся люк, в коем показалась взлохмаченная шевелюра Крышки. Сейчас будет выводить на свет тех синекожих, что были отданы в его распоряжение. Механизм ведь, хоть и автоматический, как любил поговаривать Шутоград, но рабы для его обслуживания тоже нужны были. Масло куда надо подлить, протереть забившиеся трубки и всякое такое. Толстяк в делах механики не разбирался, да и не хотел. Что ему с этого? Какой толк?