Владислав Михайлов - Потаенные ландшафты разума

"Под­лая си­ре­на", - те­перь все бы­ло ре­ше­но.

- Не уби­вай, убив жи­вое, ты об­ре­ка­ешь се­бя на веч­ное про­кля­тье, чьим бы име­нем и с ка­кой бы це­лью ты...

Свер­каю­щая от­то­чен­ная сталь про­чер­тив сияю­щий по­лу­круг вон­зи­лась в пер­га­мент, лег­ко раз­ру­бив его, цепь, под­став­ку, по­тя­ну­ла сво­ей тя­же­стью вниз мои ру­ки, и я вдруг с ужа­сом уви­дел, как под клин­ком рас­хо­дит­ся на­двое пол...

Мир лоп­нул, ра­зо­шел­ся на две по­ло­вин­ки, и мы упа­ли в эту щель, эту раз­верз­шую­ся безд­ну, ку­выр­ка­ясь, как не­уме­лые па­ра­шю­ти­сты при пер­вом прыж­ке.

Вско­ре я по­те­рял из ви­ду туск­ло мер­цав­шую чер­но­той ста­ли фи­гу­ру Чер­но­го Ры­ца­ря и те­перь то ли па­дал, то ли взле­тал, то ли уве­ли­чи­вал­ся, а мо­жет умень­шал­ся в раз­ме­рах...

Ме­ня му­ти­ло и тош­ни­ло, как при мор­ской бо­лез­ни, но ни стра­ха, ни лю­бо­пыт­ст­ва уже не бы­ло во мне. Ка­жет­ся, я на­чи­нал при­вы­кать к бо­лез­нен­но-чер­ной пус­то­те мо­их пе­ре­хо­дов от од­но­го ми­ра к дру­го­му, и те­перь я толь­ко ждал, чем же все кон­чит­ся, вспыш­кой ли, уда­ром, про­бу­ж­де­ни­ем? Что за мир ждет ме­ня?

Соз­на­ние, ис­тон­ча­ясь, ста­ло ухо­дить от ме­ня. На­пос­ле­док, ко­гда мои мыс­ли ста­ли лег­че пе­ри­стых об­ла­ков, я по­же­лал од­но­го - уви­деть Экс-Со-Ка­та, то­го, кто от­крыл эту до­ро­гу в ни­что, то­го, кто за­ма­нил ме­ня в эту ло­вуш­ку, то­го, кто при­вел ме­ня на путь ут­ра­ты же­ла­ний, сил, идеа­лов - са­мо­го се­бя, то­го, кто...

В па­ла­те ти­хо-ти­хо, так что лег­кое по­са­пы­ва­ние и бор­мо­та­ние од­но­го из со­то­ва­ри­щей Маэ­ст­ро, ка­жут­ся чуть ли не раз­го­во­ром в пол­ный го­лос, но Эхо не об­ра­ща­ет на них вни­ма­ния - при­вык­ла. Вот у Ро­бин­зо­на Кру­зо, так у не­го, дей­ст­ви­тель­но, но­вая за­да­ча.

"Но­чью ве­тер стих, мо­ре ус­по­кои­лось, и я ре­шил пус­тить­ся в путь. Но то, что слу­чи­лось со мной, мо­жет слу­жить уро­ком для не­опыт­ных и не­ос­то­рож­ных корм­чих. Не ус­пел я дос­тичь ко­сы, на­хо­дясь от бе­ре­га все­го лишь на дли­ну мо­ей лод­ки, как очу­тил­ся на страш­ной глу­би­не и по­пал в те­че­ние, по­доб­ное по­то­ку, низ­вер­гав­ше­му­ся с мель­нич­но­го ко­ле­са. Лод­ку мою по­нес­ло с та­кой си­лой, что все, что я мог сде­лать - это дер­жать­ся по краю те­че­ния. Ме­ж­ду тем ме­ня уно­си­ло все даль­ше и даль­ше от встреч­но­го те­че­ния, ос­тав­ше­го­ся по ле­вую ру­ку от ме­ня.

Ни ма­лей­ший ве­те­рок не при­хо­дил мне на по­мощь, ра­бо­тать же вес­ла­ми бы­ло пус­той тра­той сил. Я уже про­щал­ся с жиз­нью: я знал, что че­рез не­сколь­ко миль те­че­ние, в ко­то­рое я по­пал, соль­ет­ся с дру­гим те­че­ни­ем, оги­баю­щим ост­ров, и то­гда я без­воз­врат­но по­гиб. Итак, ме­ня ожи­да­ла вер­ная смерть, и не в вол­нах мор­ских, по­то­му что мо­ре бы­ло до­воль­но спо­кой­но, а от го­ло­да. Прав­да, на бе­ре­гу я на­шел че­ре­па­ху, та­кую боль­шую, что еле мог под­нять, и взял ее с со­бой в лод­ку. Был у ме­ня так­же пол­ный кув­шин пре­сной во­ды. Но что это зна­чит для не­сча­ст­но­го пут­ни­ка, за­те­ряв­ше­го­ся в без­бреж­ном океа­не, где мож­но прой­ти ты­ся­чи миль, не уви­дев при­зна­ков зем­ли!

И то­гда я по­нял, как лег­ко са­мое без­от­рад­ное по­ло­же­ние мо­жет сде­лать­ся еще без­от­рад­ней, ес­ли так угод­но бу­дет про­ви­де­ние. На свой пус­тын­ный, за­бро­шен­ный ост­ров я смот­рел те­перь как на зем­ной рай, и един­ст­вен­ным мо­им же­ла­ни­ем бы­ло вер­нуть­ся в этот рай. В стра­ст­ном по­ры­ве я про­сти­рал к не­му ру­ки, взы­вая: "О бла­го­дат­ная пус­ты­ня! Я ни­ко­гда боль­ше не уви­жу те­бя! Я, я не­сча­ст­ный, что со мной бу­дет?" Я уп­ре­кал се­бя в не­бла­го­дар­но­сти, вспо­ми­ная, как роп­тал на свое оди­но­че­ст­во. Че­го бы я не дал те­перь, что­бы очу­тить­ся вновь на том без­люд­ном бе­ре­гу! Та­ко­ва уж че­ло­ве­че­ская на­ту­ра: мы ни­ко­гда не ви­дим сво­его по­ло­же­ния в ис­тин­ном све­те, по­ка не из­ве­да­ем на опы­те по­ло­же­ния еще худ­ше­го, и ни­ко­гда не це­ним тех благ, ко­то­ры­ми об­ла­да­ем, по­ку­да не ли­шим­ся их".

Ма­лень­кая на­столь­ная лам­па впус­тую све­тит на стра­ни­цы. Эхо уже не чи­та­ет, она опус­ти­ла кни­гу на ко­ле­ни и, по­лу­за­крыв гла­за, мед­лен­но вспо­ми­на­ет ис­то­рию. "Что там про­ис­хо­ди­ло?". Она не в пер­вый раз чи­та­ет Ро­бин­зо­на, но толь­ко сей­час ей вдруг впер­вые пред­ста­ви­лось - где-то на ост­ро­ве в океа­не жи­вет Ро­бин­зон, но жизнь те­чет сво­им че­ре­дом, гре­мят вой­ны, вос­хо­дят на пре­стол но­вые ко­ро­ли, сна­ря­жа­ют­ся но­вые экс­пе­ди­ции. "Жаль, что Де­фо со­сре­до­то­чил свое вни­ма­ние толь­ко на Ро­бин­зо­не, - ду­ма­ет Эхо, - как вы­иг­рал бы ро­ман от срав­не­ния, пред­по­ло­жим, с ка­ким-ни­будь раз­ру­ши­те­лем, пол­ко­вод­цем, жи­ву­щим сре­ди лю­дей и по­сы­лаю­щим их на ги­бель, на бой­ню". Но она бы­ст­ро на­хо­дит оп­рав­да­ние лю­би­мо­му ав­то­ру в том, что столь слож­ная ком­по­зи­ция не­удоб­на для вос­при­ятия, ведь ро­ман пе­ча­тал­ся час­тя­ми, и, во­об­ще, он пи­сал ско­рее не в эпи­чес­ком, а в бы­то­вом жан­ре, а эпич­ность вы­шла как-то са­ма со­бой, а мо­жет да­же и не вы­шла, про­сто мы, с на­ши­ми но­вы­ми ори­ен­ти­ра­ми и пре­тен­зи­ей на все­ох­ват­ность ми­ра, при­пи­сы­ва­ем ав­то­ру свой взгляд на ве­щи.