- Вот так, - отчетливо произнес слон. - Стоит тебе достичь идеала, исполнить свою самую заветную мечту, как тебя тут же перестанут узнавать.
Он словно бы обращался не к Маэстро, а к своему невесть откуда взявшемуся приятелю. "Плох тот мух, который не мечтает стать слоном", - вспомнилась в один миг известная мушиная поговорка, и Маэстро шагнул навстречу другу:
- Сахар... Значит тогда...
- О, да, твоя Судьба мастерица делать из мухи слонов. Но если когда-нибудь тебе понадобится моя помощь - я готов служить тебе в любом обличии.
Маэстро радостно пожал протянутый ему хобот.
- Позвольте и мне обратить на себя внимание, - Повелитель Мира, а это был он, отделился от ноги муха и подошел к Маэстро. - Сейчас или никогда, Здесь или нигде, Вы или никто.
Маэстро протянул и ему руку. Отныне он больше ни о чем не мечтал, как только о том, чтобы снова увидеть Агату. Силы переполняли его, что там целый мир, тысячи миров был готов он не только доделать, но создать вновь, наполнить жизнью и любовью...
- Прощай, прощай и доброго пути, - заторопился Казимир Магат, сдернул с плеч черно-звездный плащ и зашагал прочь...
- Прощай, - донеслось в последний раз из тумана, и вдруг оттуда вылетел скомканный плащ, развернулся, расправился над головой Маэстро, обратился в звездное чистое небо и окутал все вокруг тихой ночью. Исчезли и мух, и болото, и туман... Только ясная черная ночь и звезды над головой...
Маэстро сосредоточился, закрыл глаза. Теперь нельзя спешить. Он стал вспоминать, и из черного ничто постепенно стал возникать желанный, прекрасный, любимый образ...
Правильные мягкие черты лица, легкие волнистые брови, правильный нос, взгляд чуть-чуть исподлобья, тень улыбки уже коснулась ее губ, сейчас она поднимет голову, так что встрепенутся, рассыплются по белоснежным плечам ее волосы, и долго, до изнеможения будет она смеяться, смеяться, смеяться, так что, кажется, вот-вот упадет без чувств.
Шелохнулась портьера, я отвел глаза к окну, а когда снова повернулся, то она уже появилась, уже была здесь и смотрела на меня, только на меня, и вдруг, точно ветер, что трепал портьеру, дотянулся и до нее своей беспокойной рукой, и тогда ее геометрически идеальные черты лица стали мягкими, правильными, легкие волнистые брови взлетели вверх, она чуть нагнулась, взглянув словно бы исподлобья, а тень улыбки уже коснулась ее алых губ, ресниц, розовых ушек, и вдруг, откинувшись назад, она засмеялась счастливо и звонко, и ее волнистые волосы рассыпались по лебединой шее, по белоснежным плечам, а она все смеялась, смеялась, смеялась, отталкивая мои руки и словно говоря: "подожди, еще успеется, дай мне досмеяться, а все остальное будет после, дай мне досмеяться, или счастье молнией сожжет меня, дай мне досмеяться, Мой Зевс."
Санкт-Петербург
1986-1989 гг.