Владислав Михайлов - Потаенные ландшафты разума

Она дог­на­ла его на ле­ст­ни­це и, хри­п­ло бро­сив: "Спа­си­бо", ско­рей, ско­рей, по­бе­жа­ла оде­вать­ся.

"... ни ак­тив­ное, ни ес­те­ст­вен­ное не ус­той­чи­во в идеа­ли­зи­ро­ван­ном ми­ре чувств. Про­стран­ст­во, его це­ло­ст­ность, эмо­ция с ним сли­тая во­еди­но, древ­няя при­ро­да этой эмо­ции, ко­то­рая ни­что, толь­ко до­рож­ка, иду­щая от внут­рен­не­го к внеш­не­му, сим­вол це­ло­ст­но­сти, не ут­ра­чен­ная на­ми эс­та­фе­та един­ст­ва все­го Су­ще­го, ме­та­мор­фо­за про­стран­ст­ва - Жизнь - все это в чис­то­те сво­их сим­мет­рий лишь про­ти­во­по­лож­ность сво­ей соб­ст­вен­ной су­ти, те­лес­нос­ти и вещ­но­сти. Взры­во­по­доб­ный ка­лей­до­скоп форм, сме­няю­щих од­на дру­гую, дос­ти­гая вся­кий раз пре­де­ла со­вер­шен­ст­ва, раз­би­ва­ясь о не­го вол­на­ми, не­су­щи­ми об­лом­ки, за­тме­ваю­щие сво­ей жиз­не­спо­соб­но­стью преж­них ис­по­ли­нов. Вот оно - Доб­ро, бла­го­склон­ное к Кра­со­те и Со­вер­шен­ст­ву и рав­но­душ­но тер­пя­щее Урод­ли­вость и При­ми­тив­ность..."

Мыс­ли Маэ­ст­ро тек­ли плав­но, ми­нуя ост­ров­ки оп­ре­де­лен­но­сти и уно­сясь в Оке­ан не­ве­до­мо­го. Вре­мя ос­та­но­ви­лось для не­го, или нет, вер­нее бу­дет ска­зать, Вре­мя поч­ти­тель­но про­хо­ди­ло ря­дом, не за­де­вая и не тре­во­жа его, не от­вле­кая от со­сре­до­то­чен­но­сти мыс­ли. С той по­ры, как он вы­шел из озе­ра Транс­фор­ма­ций, об­вел лу­чи­стым взгля­дом ок­ру­жав­ший озе­ро зе­ле­ный, ве­се­ло шу­мя­щий лес, вы­брал се­бе ме­сто на вы­со­ком бе­ре­гу под­ле ста­рой ог­ром­ной со­сны и сел под­ле нее в по­зе ло­то­са, внеш­ний мир слов­но бы ис­чез для не­го. Да­же ино­гда при­хо­див­шие со свои­ми не­взго­да­ми вол­ки не от­вле­ка­ли его, он лишь бла­го­склон­но при­ни­мал их тре­пе­щу­щее поч­те­ние и ле­чил на­ло­же­ни­ем рук, то от про­сту­ды, то от ран и пе­ре­ло­мов, то сни­мал му­ки го­ло­да. Ра­дость от спле­те­ния аб­ст­рак­ций, от их бес­пре­рыв­но­го дви­же­ния, пе­ре­ро­ж­де­ния, об­нов­ле­ния, эта но­виз­на ме­няю­ще­го­ся смыс­ла вы­зы­ва­ли в нем ощу­ще­ния, в срав­не­нии с ко­то­ры­ми удо­воль­ст­вие от со­че­та­ния изы­скан­ных блюд луч­ших по­ва­ров или иг­ры кра­сок осен­не­го ле­са - пре­вос­ход­ней­ше­го ко­ло­ри­ста, по­ка­за­лось бы блек­лы­ми и за­уряд­ны­ми, без ос­тат­ка за­хва­ти­ла его. И чем даль­ше ухо­дил он сво­ей мыс­лью, тем бо­лее без­жиз­нен­ным и не­по­сти­жи­мым ка­зал­ся он ок­ру­жаю­щей его лес­ной жиз­ни.

Од­на­ж­ды бе­ре­га озе­ра вдруг ста­ли спрям­лять­ся, слов­но бы не­ве­до­мый под­зем­ный строи­тель вы­рав­ни­вал их со­об­раз­но од­но­му лишь ему ве­до­мо­му пла­ну.

Зве­ри и пти­цы ни­че­го не по­ня­ли, но ес­ли бы че­ло­век вдруг по­смот­рел на эту кар­ти­ну, то уви­дел бы, как ма­лень­кое озе­ро пре­вра­ща­ет­ся в по­до­бие ги­гант­ской ван­ны для цик­ло­пи­че­ско­го фон­та­на. И фон­тан поя­вил­ся. Яс­ным без­об­лач­ным ос­ле­пи­тель­ным днем во­да взды­би­лась, вски­пе­ла, уда­ри­ла сот­ня­ми струй, и в цен­тре этой вод­ной фее­рии вдруг по­ка­зал­ся сам По­сей­дон, на чет­вер­ке сво­их че­шуй­ча­то­хво­стых ко­ней в ок­ру­же­нии нимф и океа­нид - сво­их мно­го­чис­лен­ных до­че­рей.

- Смот­ри­те же! - гро­мо­вым го­ло­сом про­гре­мел он, ука­зы­вая мощ­ным тре­зуб­цем в сто­ро­ну за­стыв­ше­го в ка­мен­ной не­под­виж­но­сти Маэ­ст­ро. - Вы хо­те­ли уви­деть это чу­до! Вот для ко­го ос­та­но­вил­ся сам ста­рик - Вре­мя!

И ним­фы и океа­ни­ды за­оха­ли на­пе­ре­бой:

- Ах, не­у­же­ли он ос­та­нет­ся та­ким на­все­гда!? Та­кой мо­ло­день­кий! А не мо­жем мы его за­брать с со­бой, в Оке­ан? Пре­крас­ный, слов­но бы вы­ре­зан­ный из ро­зо­во­го мра­мо­ра. Не­у­же­ли ему не хо­лод­но, бед­няж­ке? А ес­ли его по­це­ло­вать, он оч­нет­ся?

Ста­рик По­сей­дон с со­мне­ни­ем по­ка­чал го­ло­вой, но все же раз­ре­шил, от­во­ра­чи­ва­ясь:

- По­про­буй­те, хо­хо­туш­ки. Толь­ко ос­то­рож­но, не...

Его сло­ва уто­ну­ли в пле­ске под­няв­ших­ся брызг, да и бы­ли они со­вер­шен­но на­прас­ны, чьи по­це­луи мяг­че и лас­ко­вей, чем по­це­луи нимф, под­ру­жек волн?

- Ой, па­па, он со­всем хо­лод­ный. Мо­жет он умер?

- Вот еще, - про­вор­чал ста­рик. - Брысь! Хва­тит. Я ухо­жу, кто хо­чет на­век ос­тать­ся в этой лу­же, мо­жет це­ло­вать свое со­кро­ви­ще!

Лас­ко­вая уг­ро­за про­из­ве­ла свое не­от­ра­зи­мое дей­ст­вие. По­ток до­че­рей схлы­нул в озе­ро и вновь, в ус­та­нов­лен­ном раз и на­все­гда по­ряд­ке, ок­ру­жил по­ве­ли­те­ля вод­ных сти­хий. Тут же враз уда­ри­ли пен­ные струи, вод­ные ко­ни вы­гну­лись ду­гой, еще мельк­ну­ли сре­ди вод­ной пы­ли брызг их го­лу­бые раз­ве­ваю­щие­ся гри­вы, зо­ло­той тре­зу­бец и ко­ро­на, усы­пан­ная ал­ма­за­ми, и сно­ва по­верх­ность вод уле­глась, став го­лу­бым зер­ка­лом, за­прав­лен­ным в стро­гую оп­ра­ву, но вот и бе­ре­га вновь за­дро­жа­ли от под­зем­ных толч­ков, при­хо­дя к сво­ей преж­ней не­пра­виль­ной, ли­шен­ной и на­ме­ка на па­рад­ность, обыч­ной для озе­ра фор­ме.