Тимур Литовченко: До комунизма оставалось лет пятнадцать-двадцать

- Глядите, мы не робкого десятка, Глядите, наши руки в мозолях. Поэтому всегда с нас взятки гладки: Ведь мы сжимаем молоты в руках! Ох, если нам шарахнуть постараться, Чтоб мир капитализма сразу сдох... До коммунизма остается лет пятнадцать-двадцать, А семилеток - чтой-то вроде трех.

И НАЧАЛАСЬ ШЕСТВИЕ. Погибшие во время селя выстроились длинной цепочкой, по очереди подходили к гробу и молча смотрели Доводову в глаза. Потом говорили что-нибудь, кланялись и удалялись. Были здесь девушки из телефонной будки, обе в длинных белых платьях; был старичок в ушанке, ватнике, ватных штанах и в валенках, собиравший принесенный потоком воды хворост. Были и многие другие, кого Юра не знал и к стыду своему ТАК И НЕ УЗНАЛ ЗА ПОЛТОРА ГОДА ТЬМЫ. Он же подойдя к Доводову смущенно откашлялся и тихо заговорил: - Вы не подумайте, товарищ Доводов, я вас ни в чем таком не виню. Честно. И вообще я не разбираюсь... Но я тут подумал и вот что решил: уйду на землю. НАВЕРХ,- юноша замолчал и тяжело вздохнул, словно переносчик тяжестей, сбросивший с плеч тяжелый мешок (да он и в самом деле ИЗБАВИЛСЯ ОТ ГРУЗА, высказав вслух свое решение, которое хотел оставить втайне). Потом продолжал: - Миша, который вот на гитаре играет, сказал, что это не последнее несчастье у нас в Киеве. А я не хочу! Понимаете, не хочу, чтобы еще кто-то погибал. Поэтому я вернусь НАВЕРХ и расскажу все-все... про все. Вот. Безумный взгляд Доводова, ДОВЕДЕННОГО погибшими до полного отчаяния, на секунду сделался более осмысленным. Кажется, Юра был единственным, кто не укорял бывшего городского голову или не издевался над ним. Однако юношу оттеснили, едва Чубик заметил, что похороненный тянется к нему. Теперь перед Доводовым дергаясь и бессмысленно тараща глаза проходили сумасшедшие из обвалившегося в поток корпуса психиатрической больницы. Впрочем, один из них, СТЕПЕНЬЮ ИЗМОЖДЕНИЯ ЛИЦА похожий на солдат военного эскорта, держался вполне ПО-ЧЕЛОВЕЧЕСКИ. Он дружелюбно улыбнулся и махнул рукой Мише, гитарист кивнул в ответ. Человек этот задержался перед Доводовым надолго. А тем временем к юноше подбежала взволнованная Соня и быстро зашептала: - Юра, Юрочка, что ты надумал! Как же это ты отправишься на землю? А как же я, как же мы, Юрочка?! Он уставился себе под ноги и неожиданно твердо заявил: - Нет, я уйду НАВЕРХ. Я должен предупредить их... - Но ты не сможешь! - перебила юношу Соня.- Просто не сможешь. Кто выходит ОТСЮДА, тот все забывает. Таков закон. Юрочка, пойми: ты ЗАБУДЕШЬ! - Не забуду, не забуду,- упрямо повторял юноша, сжимал зубы, стискивал кулаки, шипел, дрожал и вновь твердил как заклинание: - Не забуду! - Пусть даже так,- НЕ ОЧЕНЬ УВЕРЕННО согласилась Соня.- Но КТО тебе поверит? Представь, что выходишь на улицу и говоришь: люди, завтра случится БЕДА, вы все умрете. Да тебя живо засадят В ТО УЧРЕЖДЕНИЕ, ОТКУДА ЯВИЛСЯ МИША! Или ты хочешь В "ПАВЛОВКУ"? Быть среди них месяцы! возможно, годы! Убеждать исключительно их, слабоумных... Девушка показала на толпу дергающихся подвывающих личностей и добавила: - Не слишком приятная перспектива! НАВЕРХУ НЕ ПРИНЯТО верить в такие вещи. Кассандре и той не поверили, Юрочка. Тут мимо гроба пошли дети, маленькие хорошенькие АМУРЧМКИ С ЗАЖЖЕННЫМИ СВЕЧЕЧКАМИ в ручках, девочки в платьицах, мальчики в чистеньких костюмчиках, в беретиках или в картузиках. Круглосуточный детский сад. Шли парами: мальчик-девочка, мальчик-девочка... Вели их две воспитательницы, тоже со свечками. У Доводова затряслась нижняя челюсть, он попробовал отвернуться. - Смотри,- коротко приказал Чубик. Неожиданно шедшие четвертыми по счету мальчик и девочка бросились к гробу, ловко вскарабкались на колени к похороненному и теребя ручонками лацканы его пиджака жалобно затянули: - Дя-адь, а, дядь, а скоро наши мамы заберут нас отсюда? Дя-адь, а, дядь, скажи, а? Доводов брезгливо отбивался от детей, пытался ссадить их на земляной пол. Но Чубик молча встряхнул его, и несчастный покойник перестал сопротивляться, лишь мелко дрожал и всхлипывал. Шедшая в конце воспитательница села рядом с Мышкой, чтобы после увести детей. - А ко мне мама уже пришла, ага! - хвастливо сказал малыш в беленькой рубашечке, в синеньких штанишках со шлеечками и в крохотных ботиночках. Его вела за руку молодая женщина в халате и тапочках, вокруг горла которой шла багрово-фиолетовая полоса, а лицо имело лилово-черный оттенок. Поравнявшись с гробом, она остановилась, размахнулась и влепила Доводову увесистую пощечину. - Нельзя! - крикнул один солдат, выскочил из строя и схватив ее за свободную руку повторил: - Нельзя. Только говорить. - Ничего, товарищу Осипу Алексеевичу полезно. Надо же остатки грима стряхнуть! - холодно заметила Мышка, пожимая плечиками. - Врачи сказали, что у меня больше не будет детей. Коленька первый и последний,- отчеканила удавленница.- ЭТОТ убил Коленьку, а я не смогла жить без него. - Решал не он один. И вообще наш дядя - ЖАЛКИЙ СТРЕЛОЧНИК. А остальные живы. НО МЫ И ИХ ВСТРЕТИМ. В СВОЕ ВРЕМЯ,- пообещал гитарист, прервав на несколько секунд пение. Пристроившиеся на коленях у Доводова мальчик и девочка с завистью провожали взглядами счастливчика, К КОТОРОМУ ПРИШЛА МАМА. А тот шагал с гордым видом, лихо подтягивая штанишки со шлеечками. Разыгравшаяся у гроба сцена придала юноше решимость. Он показал на удаляющихся детей и спросил Соню: - Разве ты хочешь, чтоб когда-нибудь еще погибли вот такие малыши? Девушка не ответила. - Значит, надо пойти и рассказать. - А и правда, пусть идет,- сказал Борух Пинхусович, неслышно приблизившийся сзади.- Пусть ПОДНИМЕТСЯ НАВЕРХ. А если даже он ВСЕ ЗАБУДЕТ, как то и положено, мы НАПОМНИМ. - Но дедушка! - воскликнула Соня.- Разве не ты говорил... - И повторю то же самое,- подтвердил старик.- Это необдуманный шаг, это глупо, это в конце концов опасно и вредно для него. Но ПРИВЯЗАННЫЙ К ЕГО НОГАМ ГРУЗ ЗЕМЛИ ТЯНЕТ НАЗАД, а ВЕРЕВКУ ты обрезать НЕ СУМЕЛА. Юра уйдет, Сонюшка. Ничего не поделаешь. Они стояли втроем и смотрели на проходивших мимо гроба людей, на апатичного, уже безразличного ко всему Доводова, жалкого, подавленного, на сидящих у него на руках деток. Воспитательница ожидала окончания шествия. Мышка виляла задом и болтала ножками в чулочках. Миша пел: