Александр Чуманов - Ничто не ново - только мы.

И день иссяк. И огни погасли. И стихла всякая музыка в большом мире.

Скоро выяснилось, что ни Одиссей, ни его папа с мамой, ни друзья-приятели не представляли конкретно, что происходит дальше с победителями космического конкурса. Вернее, представляли, но как-то очень уж примитивно. Мол, выиграл человек престижную судьбу, и сразу получает выигрыш. Превращается в электронную схему и летит в назначенное место. В смысле; схема летит, а оригинал остается на Земле, чтобы после непродолжительного триумфа вновь заняться проживанием своей нормальной жизни.

Все стали ждать, что будет дальше. И скоро уже ни сам Одиссей, ни его родители не могли спокойно слышать от знакомых и соседей этот идиотский вопрос: «Когда?» Скоро им уже хотелось бросаться на каждого, такого бестактно-легкомысленного и терзать его, и топтать… Вот до чего может довести длительная неопределенность даже очень сдержанных людей.

Странная, не правда ли, складывалась ситуация: с одной стороны — нужно было готовиться к расставанию навсегда, ведь для того Одиссея, который возникнет из набора простых реактивов, это будет именно расставанием навсегда и ничем иным, С другой же стороны — ничего подобного. Парень, вне всяких сомнений, оставался дома…

Откуда-то взялись в квартире разнообразные родственники, начиная от бабушки с дедушкой и кончая дядьями и тетками. Одиссей, дожив до нижней границы молодости, даже не слыхал о наличии какой-то родни, родственные связи вообще очень ослабли к началу третьего тысячелетия, а тут за считанные дни пришлось познакомиться с целой маленькой толпой дорогих людей и в меру способностей полюбить их.

И, что не менее странно, Палестинку уже в шутку, а может, и не в шутку, называли Пенелопой…

Однако дни шли, а ничего существенного не происходило. И эта неизменность, эта неизвестность раздражали всего сильнее.

Однажды отец решил по каким-то своим каналам попытаться выяснить, как и что. Осторожненько и ненавязчиво прозондировать почву. Он вернулся домой красным и явно обескураженным, потому что где-то там, куда привели его каналы, ему велели не торопить события, не заниматься мальчишеством, а сохранять выдержку и, зачем-то, бдительность.

А когда уже стало казаться, что эта победа в космическом конкурсе просто одновременно приснилась множеству людей, Одиссея вдруг вызвали в учреждение, скромно именовавшееся «курсами усовершенствования контингента».

Учреждение успешно возглавлял добродушный лысоватый дяденька, впрочем, он был не только добродушный, но еще и страшно ученый. Так вот, он объяснил взволнованному и даже изрядно струхнувшему Одиссею, родители которого да еще Пенелопа были остановлены у входа свирепой охраной, что ничего секретного в его учреждении не было и нет, что в нем всего лишь по сжатой программе готовят будущих исследователей иных миров, дают им основные навыки общения с инопланетным разумом (словно кто-то уже общался), натаскивают по космической биологии, медицине и основам научного коммунизма.

Из учреждения Одиссей вышел навстречу встревоженным родственникам с непроницаемым, невозмутимым лицом. Он поведал все то, что услышал и запомнил с первого раза, а уж потом разулыбался во весь рот, как обыкновенный благополучный молодой человек, каковым он, в сущности, и был.

Все быстро вернулись в свое естественное душевное состояние: на следующий день Одиссею предстояло начать занятия, а это уже было явлением привычным и понятным. Как положено, после общего образования начиналось специальное, о чем можно было догадываться с самого начала, но так уж устроен человек, что о наиболее простом ему иногда бывает всего сложней догадаться.

Конечно, еще где-то впереди маячил венчающий все переживания звездный старт, но о нем думалось, как о чем-то послезавтрашнем.

Нет ничего странного в том, что учился Одиссей на «курсах усовершенствования контингента» очень усердно, занятий никогда не пропускал, даже всякие факультативные лекции посещал аккуратно и все, что там говорилось, подробно записывал.

Целыми днями теперь пропадал Одиссей на занятиях. Курсы были сравнительно с другими видами учебы делом краткосрочным, но на них давалось полное высшее образование, и, стало быть, нагрузка на плечи курсантов ложилась весьма повышенная. Парню даже некогда стало встречаться с друзьями, бывать в ДК, разве что редко-редко.

И если эта возможность выпадала, то входил Одиссей в кабинку компьютера уже не так, как раньше, уже не сжималось и не замирало тревожно сердце в долгие миги экспресс-анализа. Не то, чтобы не интересовали Одиссея результаты, а просто не мог он с прежним трепетом относиться к этому делу, заняты были его эмоциональные и интеллектуальные емкости учебой на курсах и только ею.