Журнал «Если» - «Если», 2001 № 11

Всматриваясь в зыбкий след, Согомак приблизился к краю поросшей пыльником лощины, повернул направо. Тот, кто успел навестить погибшего до проводника, явно старался не следить. Как известно, пыльник способен хранить след на протяжении длительного времени. Погибшую группу того же Бортника Согомак нашел только благодаря внимательному осмотру местности. А ведь с момента гибели там минуло чуть ли не полтора десятка сезонов! И все равно отыскал…

Согомак застыл на месте. Прямо перед ним алела закоростевшая лужица. В центре лужи красовалась потемневшая ступня — еще одна часть тела неосторожного тарака. Увы, догадка оказалась верной. В окрестностях Пашни действительно промышляла команда каннибалов.

Легкий звон наплыл справа, и Согомак невольно пригнул голову. Но звон летел ровно, не суля неприятностей. То ли парил над землей далекий птерон, то ли выискивали добычу летучие мороки. Ни те, ни другие серьезной угрозы для племени тараков не представляли, и все же, задерживаясь здесь, Согомак здорово рисковал. Не столько собой, сколько теми, что остались в лачуге Умника. Как ни крути, а от Пещер они отошли уже на приличное расстояние. Пропади он сейчас без вести, и легко может статься, что назад к Пещерам никто из них не выберется.

Порывистым движением Согомак забросил найденную котомку через плечо, знакомой дорогой поспешил обратно. Лощину пересек с той же головокружительной скоростью и только за скальной грядой позволил себе отдышаться. Тактика была проверенной. Даже самый стремительный Вихрь не угонится за бегущим тараком. Главное — не медлить и не стоять на месте. Вихрь, если ему позволить, вмажет так, что мокрого места не останется. Разнесет в кровавые брызги, как того бедолагу.

Передохнув, Согомак стряхнул пытающегося присосаться к пояснице клеща и ровной трусцой спустился в низину. Стоило ему одолеть последний поворот, как он различил голоса своих спутников.

— …Смешно! Всю жизнь болтаем об одном и том же! Конец света, конец света… Да вы, родные мои, с началом определитесь, а потом уже о конце толкуйте!

— Ну, начало, положим, далеко. Пойди проверь, как оно там все начиналось. А вот конец близехонько.

— Это наш с вами конец близехонько, а жизнь никуда не денется! Как течет, так и будет течь. Я ведь не просто так из Пещер ушел! В этих местах, может, и солонее жить, зато тише. И разум в тишине обостряется, и размышлениям предаваться любо-дорого.

— Смешной ты, Умник! Над чем размышлять-то?

— Поразмышлять, милые мои, всегда есть над чем. Только для этого тишина потребна. Пустота — лучшая ловушка для мыслей. Попробуй влей что-нибудь в бутыль, полную браги. Все тут же обратно пойдет. Так и мы с вами. Сказать честно, вы ведь там в своих норах не живете, а только время убиваете. Даже поговорить толком не знаете о чем. Одними сплетнями и проживаете.

— А ты знаешь, про что говорить?

— Конечно, знаю. У меня, милок, тело легкое, а голова ясная. Я о Пространстве думаю, о жизни, обо всех нас. Старикам всегда есть, о чем призадуматься. Это наше главное достояние, так сказать, последняя ступень развития. А в ваших поселениях, извини меня, жизнь давно скисла. Что старики, что молодежь — все только о печеностях с ямусом и думаете.

Согомак неслышно вошел в хижину, приблизившись к товарищам, присел рядом. Разглагольствовал, разумеется, Умник. Нервно теребя усищи, часто и не к месту размахивал руками. Рад, наверное, был, что обрел слушателей. Ясная голова — дело хорошее, однако и такой головушкой перед кем-то надо блеснуть. А этому отшельнику в последнее время только со стенами и приходилось беседовать — и то шепотом да вполголоса, чтобы не привлекать внимание Вихрей.

Кревет, самый молодой и любознательный из участников похода, собрал лоб в задумчивую гармошку.

— Ну, положим, про нас я спорить не буду, действительно скисаем. Но мир-то все равно не объять. Ни разумом, ни взглядом. Тогда к чему все твои размышления?

— То есть — как это не объять?

— Известно — как. Если Вселенная расширяется, да еще со скоростью камнепада, как же за ней угонишься?

— Ученых сказок наслушались? — Умник фыркнул. — Знаю, помню. Эффект расползающейся паутины, разбегающихся волн и так далее.

— Разве не так?

— А вот ты поживи с мое, дождись, когда усы от старости пожелтеют, да здесь сотенку-другую сезонов понаблюдай за Пространством — тогда и поймешь, что к чему. — Умник сердито пошевелил челюстями, отчего усы его еще больше встопорщились. Сморщенное лицо рассказчика стало откровенно страшным, но этого никто не заметил.