Сергей Лукьяненко: Дорога на Веллесберг

- Это как? - заинтересовался Игорь. - Ваше обращение "дружок" я принимаю...

- По поводу биовозраста, - без улыбки закончил мистер Эванс. - Ты прав, мы живем в трудное время. Время беззаботности. Мир всегда двигали вперед считанные проценты людей. Из звериных пещер к далеким звездам мир вытащили гении. Те, кто придумали колесо и тормоз для колеса. Пенициллин и многоступенчатые ракеты. Генную инженерию и компьютеры...

Меня словно холодной водой облили. Не надо про генную инженерию! Дискеты компьютера ударили мне в лицо жесткой коричневой лентой запаха. Пузырек с лекарством на столе - удушливым искрящимся облаком. Не надо!

А Тиммин отец, не замечая болезненной гримасы на моей физиономии, продолжал:

- Раньше находилось занятие для всех. Но сейчас не нужны тысячи людей, чтобы построить придуманный гением ракетоплан. И не нужны еще сотни, чтобы прокормить гения и строителей. И десятки тех, кто лечил, развлекал сотни и тысячи - тоже не слишком-то нужны...

- Киберюмористов пока не существует, - возразил вдруг Игорь.

- Да, но это мелочи. Так что в посылках ты прав. Выводы получились неверные.

Мистер Эванс больше не смотрел на Игоря. Он вертел в руках авторучку и негромко, словно самому себе, говорил:

- Таланты могут найтись у каждого, только пока это у нас не очень-то получается. Но есть и другой выход. Заниматься своим делом, даже если таланта в тебе - миллионная доля, а остальное - просто труд и терпение. Заниматься, зная, что никогда не сотворишь чуда, что на всю жизнь останешься одним из миллиона бесталанных, которые пользы-то принесут как один-два настоящих гения.

- Вы имеете в виду себя? - жестко, не колеблясь, спросил Игорь.

- Да.

Мистер Эванс отложил в сторону несчастную авторучку, выгнувшуюся в его пальцах затейливым вензелем.

- Я занимаюсь программой "Конвергенция". Это создание единого языка, основанного не на смеси самых известных и простых языков, как эсперанто, а на принципе логем.

- Логем?

- Да. Логема - это логическая единица речи, звукосочетание, которое на любом мировом языке имеет одинаковый смысл.

Игорь рассмеялся.

- Чушь. Этого не может быть.

- Может. Выделено уже шестьдесят три логемы. Они понятны без перевода любому человеку в мире. И каждая из этих логем - на счету лингвистов-гениев, лингвистов от природы, от бога. Возможно, даже наверняка, что в их труде есть доля таких же, как я, есть и мой вклад. Но вычислить его невозможно - настолько он мал.

Мистер Эванс кивнул на книжные шкафы, на дискеты с записями.

- Я изучаю эволюцию имен собственных и местоимений в латышском языке двадцатого века. Чем и как это поможет Шарлю Дежуа или Чери Сайн, я не знаю. Но, возможно, поможет.

- Шарль Дежуа - это тот, кто расшифровал сигналы Маяка Пилигримов? задумчиво спросил Игорь. Не дожидаясь ответа, попросил: - А вы не можете произнести хоть одну логему?

- Могу.

Мы с Игорем замерли. А отец Тимми скорчил какую-то гримасу, словно разминая щеки, набрал воздуха и произнес... что-то короткое, отрывистое, почти не запоминаемое. И абсолютно бессмысленное...

- Конечно, непонятно, - засмеялся Игорь. - Вот так логема! На роддэров не действует.

- Нет, не понял, - с некоторым сожалением ответил я. И тут до меня дошло, что я отвечаю на словно бы и не произносившийся вопрос. Через мгновение это понял и Игорь.

- Вот так, - улыбнулся мистер Эванс. - Я произнес вопросительную логему понимания. Она показалась вам бессмысленной, но содержащийся в ней вопрос вы уловили.

- Хорошо, - после некоторой паузы признал Игорь. - Я беру назад свои слова про бездельника. Но ведь и это не для всех. Многие, очень многие не смогут работать, не видя результатов труда. Им-то что делать? Их будет все больше и больше...

- А им надо держаться. Жить. Хоть роддэром, хоть художником-абстракционистом. До тех пор, пока человек не сможет управлять самой сложной на свете машиной.

- Какой это машиной?

- Самим собой. Пока обруганная и приевшаяся всем наука не даст каждому возможность преобразиться.

- Телепаты-телекины... Люди-молнии, бессмертные, ясновидящие... Так, что ли?

- Так. У человечества переходный возраст. А для него тоже есть свои болезни: роддэрство, нелюбимый тобой авангардизм...

- Это мной-то? - Игорь рассмеялся, тряхнув семицветной гривой.

Они смотрели теперь друг на друга почти мирно. Но меня это не радовало. Во мне клокотала ярость.

- Значит, преобразимся? - спросил я. - Расширение возможностей человека - как лекарство от болезней человечества? А вы не слыхали, что есть лекарства опаснее, чем сама болезнь?!