ФилипДик Дик - Человек в высоком замке

Служащие авиакомпании, одетые, как не без удивления обнаружил Вегенер, в точное подобие рейхсмаршальской формы, помогали пассажирам сойти вниз. А там, возле входа в аэропорт, уже стояла небольшая группа чернорубашечников.

«За мной?» Вегенер медленно пошел в их сторону. Из группы, стоявшей чуть поодаль, махали прилетевшим, звали их, улыбались… мужчины, женщины, несколько детей.

Один из чернорубашечников, широкоскулый, с остановившимся, мертвецким взглядом, блондин со значком «Ваффен-СС», вышел ему навстречу, отсалютовал, щелкнул каблуками и произнес:

— Ich bitte mich zu entschuldigen. Sind Sie nicht Kapitan Rudolf Wegener, von der Abwehr? [4] Прошу простить, вы не капитан Рудольф Вегенер из Абвера? (нем.)

— Извините, — ответил Вегенер, — я Гольц. Конрад Гольц. Представляю фармакологический отдел «А. Г. Хемикален».

И попытался пройти мимо.

К нему подошли двое других, тоже со значками «Ваффен-СС». Вся троица шествовала за Вегенером на отдалении, но тем не менее надежно отсекала его от остальных пассажиров. У двоих из эсэсовцев под плащами были автоматы.

— Вы — Вегенер, — сказал один из громил, когда они вошли в здание аэропорта.

Он не ответил.

— У нас машина, — продолжал эсэсовец. — И приказ — встретить вас, войти в контакт и немедленно отвезти к генералу СС Гейдриху. Генерал в настоящий момент вместе с Зеппом Дитрихом находится в штабе одной из дивизий Гражданской обороны. И мы должны исключить любой контакт с вами со стороны представителей Вермахта или партии.

«Так что, похоже, не расстреляют, — сказал себе Вегенер. — Гейдрих жив, он в надежном месте и собирает силы, чтобы схлестнуться с Геббельсом».

«Что же, Геббельс может и проиграть», — подумал он, забираясь в эсэсовский «даймлер»-седан. Части «Ваффен-СС» ночью входят в город, сменяют всю охрану рейхсканцелярии. Берлинские вокзалы внезапно оказываются запруженными вооруженными людьми из СД, которые расходятся по городу. Отключаются радиостанция, электростанция, Темпельхофф закрыт. Грохот тяжелых орудий на темных и пустынных улицах.

Но что это изменит? Даже если Геббельс проигрывает и операция «Одуванчик» уходит в небытие? Чернорубашечники все равно останутся существовать. Партия останется. Снова появятся безумные планы, которые еще сработают — не на Востоке, так на Западе. На Марсе, на Венере.

«Не удивительно, что мистер Тагоми не смог всего этого вынести, — подумал он. — Что бы ни произошло, получившееся зло окажется не сравнимым ни с чем доселе виданным. К чему же тогда борьба? Зачем делать выбор? В любом случае произойдет одно и то же…»

Судя по всему, все пойдет, как и шло. Изо дня в день. Сегодня мы противостоим операции «Одуванчик». Ну что же, в следующий раз придется противостоять полиции. Бесконечный процесс. И каждый раз, на каждом шагу нам придется делать свой выбор.

«Остается только надеяться, — подумал он. — И пытаться…»

В каком-нибудь ином мире все, возможно, куда лучше. Там существует добро — самостоятельно, а не в качестве альтернативы какому-то особенному ужасному злу. Нет вечных двусмысленностей, нет путаницы. Все ясно.

Но у нас нет никакого другого мира, нет такого мира, который бы нам подошел как нельзя лучше. Такого, в котором мы могли бы делать добро, не опасаясь, что в результате оно обернется злом.

«Даймлер» тронулся с места, увозя с собой капитана Вегенера, по обоим бокам которого устроились чернорубашечники. На коленях у каждого автомат. Третий чернорубашечник — за рулем.

«Предположим, это обман, — прикинул Вегенер, пока седан мчался по запруженным берлинским улицам. — Они, скажем, вовсе не везут меня к генералу Гейдриху, а доставят в партийную тюрьму, где примутся допрашивать и в конце концов убьют. Ну что же, я сам вернулся в Германию. И этот выбор был сопряжен с риском — не успеть оказаться под защитой людей из Абвера».

Смерть возможна в любой момент. И это единственная и несомненная для всех нас свобода. И мы, конечно, выбираем свободу. Или поддаемся обстоятельствам, выбирая ее подневольно, либо, отказавшись от себя, становимся на этот путь осознанно.

Вегенер глядел в окно, на берлинские улицы и дома. «Ну что же, мой Volk, — улыбнулся он. — Вот мы и снова вместе».

— А как тут идут дела? — спросил он у своего сопровождения. — Как развивается политическая ситуация? Меня не было несколько недель, я уехал еще до смерти Бормана.

— Сплошные истерические восторги по поводу маленького Доктора, — откликнулся тот, что сидел справа. — Толпа, собственно, его и вознесла на вершину. Вот только непохоже, что, когда восторг схлынет и станет слышен голос здравого разума, люди захотят слушать этого демагога, который опирается лишь на то, что дурит людям головы своей ложью и заклинаниями.