Фольгер, должно быть, ведет сейчас переговоры, предлагая себя и Хоффмана в обмен на свободу остальных. А у дарвинистов и выбора особо нет: они просто не могут позволить себе лишиться последнего техника и переводчика.
Алек замедлил шаги.
— Прошу вас, господин, — усилил хватку Бауэр. — Нам нельзя назад.
— Да я понимаю. — Алек, стряхнув с себя руку капрала, остановился. — Только и мчаться что есть духу тоже нет смысла: как бы у старины Клоппа не случился сердечный приступ.
Клопп спорить не стал. Уперев руки в колени, он стоял согнувшись, тяжело переводя дыхание. Алек поглядел в ту сторону, откуда они прибежали, — нет ли признаков возможной погони. Все тихо. Птиц и тех не слышно.
Ну что, вот тебе и свобода. Только ничего в ней не ощущалось, кроме беспросветного одиночества. Нетрудно догадаться, что сказал бы сейчас принцу Александру его венценосный отец: «Время взять бразды правления на себя».
— Мы по пути ничего не обронили?
— Никак нет, — быстро сориентировался в поклаже Бауэр. — Беспроводная рация, инструменты, слиток золота — все при нас, господин.
— Золото… — произнес Алек.
Интересно, насколько тормозил их бег этот последний остаток отцова богатства? С каким удовольствием он обменял бы его без остатка на несколько минут форы, необходимых, чтобы спасти Фольгера. Однако сейчас не время распускать нюни, размышляя, что было бы, если бы…
— Да, и еще вот это, — подал голос Клопп, вынимая из кармана куртки маленький кожаный тубус с папской печатью в виде двух скрещенных ключей. — Он сказал, что отныне вам предстоит носить это при себе.
Алек не мигая смотрел на кожаный футляр с грамотой Папы Римского, удостоверяющей, что он, Алек, — законный наследник титулов и состояния своего отца, вопреки воле его двоюродного деда, императора. С такой поддержкой можно было смело претендовать на титул наследника престола Австро-Венгрии. Вот почему на него охотились германцы: в его власти было взять и положить когда-нибудь конец этой войне. Сжимая в руках футляр с грамотой, Алек внезапно понял, что всегда доверял хранить эту важнейшую бумагу Фольгеру. Теперь же о сохранности этого документа, а вместе с ним и о собственном будущем придется заботиться самостоятельно.
Он опустил футляр в карман и аккуратно его застегнул.
— Очень хорошо, Клопп. Быть может, мне понести за вас саквояж Фольгера?
— Да не нужно, юный господин, — ответил тот, преодолевая одышку, — я и сам управлюсь.
— Тем не менее я настаиваю, — сказал Алек, протягивая руку. — Вы замедляете наш ход.
Клопп сделал паузу. В такие моменты он обычно смотрел на графа, ожидая его слова. Теперь такой возможности не было. Потому он покорно протянул саквояж. Взявшись за ручку, Алек невольно крякнул от тяжести: золото, конечно, нес именно Фольгер.
Существо тут же передразнило его. Алек вздохнул: еще и часа не прошло с момента появления надоеды на свет, а он уже становится несносен.
— Надеюсь, ты скоро выучишься хоть чему-нибудь новому, — язвительно произнес он.
Зверушка в ответ лишь молча уставилась на него.
Остальную поклажу взвалил на себя Бауэр.
— Куда направимся, господин?
— Ты хочешь сказать, у графа Фольгера не было для вас каких-либо других секретных указаний?
Бауэр глянул на Клоппа; тот в ответ пожал плечами.
Алек вздохнул. Теперь все зависело только от него.
К западу лежала Европа, быстро погружающаяся в безумие и хаос войны. К востоку, к самому сердцу Азии, простиралась Османская империя, огромная и запредельно чужая. А между ними, связывая воедино оба континента, лежала древняя твердыня Константинополя.
— Так. Пока остаемся в столице, — решил Алек. — Нам необходимо купить одежду… и, возможно, лошадей.
Он примолк. Собственно, имея золотой слиток, они при желании могли бы купить себе даже шагоход, да и вообще что угодно. В таком-то городе кто-нибудь из торговцев наверняка говорит по-немецки.
— Очень может быть, — не стал спорить Клопп. — А куда нам, юный господин, идти сейчас?
Бауэр только кивнул, оглядываясь назад. Лес молчал; лишь далекий прожектор по-прежнему освещал горизонт.
— Еще час будем идти на запад, — принял решение Алек. — Затем повернем к городу. Быть может, найдем временный приют на каком-нибудь постоялом дворе.
— Постоялый двор, господин? — переспросил Бауэр. — А османы, случайно, не станут нас там разыскивать?
Алек, подумав с минуту, покачал головой.
— Они не узнают, кого им искать, если только им об этом не скажут дарвинисты. А я думаю, что они этого не сделают.
Читать дальше