Кир Луковкин - В паутине

— Музыка создает настроение. Усиливает чувства. Гимн — припадок патриотизма, марш — война, романс — любовь. Музыка по определению несет важнейшую информацию, музыка чистой воды, Музыка с большой буквы. Компьютер не способен создать мелодию, трогающую слушателя до глубины души. Человек — да. Это объясняется тем, что композитор вкладывает в произведение часть себя: некая форма бессмертия. Бах и Вивальди не умерли, они живут среди нас. Они радуют нас.

— Но с ними нельзя поговорить.

— А зачем? — улыбнулся он, — Что бы ты сказал? Выразил слова восхищения?

— Предположим. Вообще, существует множество тем….

— Они не существенны. Ты прекрасно это понимаешь.

Сосед помолчал.

— Ты не очень-то общителен, правда?

Торговец не ответил — смотрел в окно. Шел легкий снежок. Девочка выгуливала собаку, собака напоминала медведя — черное пятно на белом, присыпленном снегом тротуаре. Сосед не потрудился повторить вопрос.

— Да, это так, — ответили ему через некоторое время, — С ближними мне разговаривать трудновато. Сам первым разговор никогда не начинаю. Наверно это разновидность комплекса, но я не хочу его исправлять. Мне с ним комфортно.

Вова шелохнулся и, как бы испугавшись этого движения, замер в кресле, а он добавил, поправляя занавеску:

— Моему собеседнику достаточно десяти минут, чтобы понять, что взять с меня нечего, кроме едкой правды. Я плюю людям правду в лицо, и за это меня презирают, ненавидят, боятся, избегают. Они теряют ко мне всяческий интерес. Но есть и другая категория человеков: эти не нуждаются ни в ком, кроме себя и, зачастую, не замечают рядом остальных. Они привыкли брать, но они не научились давать взамен приобретенного. Не хотят. Что-то я увлекся, а ты меня даже не останавливаешь.

— Нет, продолжай, очень интересно.

— Нет, тебе неинтересно, ты хочешь домой. Поверь, я не чудовище, я обычный "мещанин" как ты выразился. Ты завтра же забудешь мое среднее статистическое лицо.

Вова, казалось, растерял весь свой врожденный юмор. Взор у него прояснился.

Попойка завершилась так же быстро, как и началась: соседу на мобильник позвонили, и он был вынужден ретироваться с тысячью извинений. Столик еще был полон яств. Едва затихли шаги на лестничной клетке, он отправил продукты в холодильник, даже к ним не притронувшись. Попробовал читать. Строчки сливались. Слова ничего не говорили, не смотря на многократное повторение. Он собрал имеющиеся силы и пролистал две страницы. Некий эмигрант-еврей скрывается от властей в странах с тоталитарным режимом, мечта его жизни — попасть в южную Америку, купить небольшую фазенду и обжиться там, чтобы умереть в счастливой старости, окруженным внуками. Разумеется, это у него не получается, он вынужден терпеть всяческие унижения и неудобства, страдает от недоедания. Вся соль в том, что время действия — не вторая мировая, и даже не 20 век, а 2561-ой от рождества Христова, но цивилизация почему-то остановила развитие свое и постепенно катится к упадку. Виной тому массовое вымирание евреев от загадочной болезни. Главный герой знает, что заражен страшным вирусом, ему остаются считанные дни. Итак, он с огромнейшим трудом достает билет через Атлантику, проходит таможенный контроль, самолет греет турбины…

Ха, это кажется забавным.

Звонок в дверь. Он тупо уставился на обложку книги. Может, померещилось? Второй звонок, на этот раз продолжительней. Потом нетерпеливый стук.

Он открыл и тут же пожалел, что не смотрел в глазок — на пороге переминалась с ноги на ногу блондинка. Бросилась на шею, всхлипывая: "Ромочка, прости, я такая дура, пожалуйста, прости меня, Ромочка".

— Что тебе нужно? — глухо спросил он, отделавшись от лобызаний.

— Пусти меня, мне не куда идти.

— Чушь! — он потянул за ручку, но она мертвой хваткой вцепилась в косяк:

— Нет! Умоляю! Я не вру.

Почерневшие от размазанной косметики глаза увлажнились, видимо не в первый раз. Девушка дрожала как побитая собака. При виде ее внутри что-то шевельнулось и, в который раз проклиная себя за врожденную доброту, он грубо, за локоть, втащил ее в квартиру. Она залепетала благодарности, он старался не слушать, закрыл ей ладонью рот и четко, по слогам предупредил:

— На рассвете чтоб духу твоего здесь не было.

Пришлось включить чертов ящик и делать вид, будто смотришь боевик. Пока она приводила себя в порядок, он спрятал сколько-нибудь ценные вещи под замок, убрал подальше хрупкую посуду и фарфор. Пожарил яичницу.