Кир Луковкин - Пешка и королева

Патрульный дирижабль, словно грозовая сизая туча, завис над деловым центром города. Башня одного из небоскребов грозила вспороть ему брюхо, если бы он опустился еще на пару сотен метров ниже. На металлически блестящем в вечернем небе боку аэростата красовалась аббревиатура «ОКО-17», слабо мерцающие лучи прожекторов беспорядочно шарили по улицам в поисках нарушителей. Когда свет от такого прожектора скользит по тебе, кажется, будто ты мелкая рыбешка, прижавшаяся ко дну реки, а над головой сачок, готовый выловить тебя из воды в любой момент.

Нет, зимой небо не такое черное, как самой поздней осенью, рассеянно размышлял Марк, натягивая джинсы. Зимой свет, исходящий от снега отражается в небе, и оно мерцает лиловым. Зимой красиво. А наглая осень затягивается дольше положенного.

В связи с усилившимися беспорядками власти установили комендантский час — с десяти вечера до семи утра. Но революционеры все равно совершали диверсии, несмотря на «многочисленные аресты и вооруженные стычки», как сообщалось в новостях. Революционеры уже не могли остановиться, и никто не мог их остановить. Особенно по ночам.

До десяти вечера оставалось еще четыре часа — уйма времени. Марк проверил, заряжен ли пистолет, проверил боек, магазин, курок. В порядке. Убедившись в этом, он засунул оружие за пояс, аккуратно заправился, чтобы его не заметили копы. Засунул руку во внутренний карман куртки — деньги никуда не исчезли, но каждым днем их становилось все меньше, а приличную работу он так и не нашел. За это стыдно — перед Викой.

— Я за хлебом, — сказал он тени в квадрате пыльного света, уже из заставленного ящиками, темного коридора. Ответа нет. Тень не шевельнулась. В такт музыке световое пятно на полу перемигивалось сиреневым и розовым. Скорей бы у нее кончились каникулы…

Он спустился по узкой лестнице на площадку перед лифтом, нажал кнопку вызова. В квартире N314 опять захлебывался от плача грудной ребенок и орала молодая женщина, послышались звонкие шлепки, после чего крик превратился в истошный вой.

— Идиотка, — тихо произнес он, покусывая нижнюю губу. Хорошо бы донести. Но копы проверяют в первую очередь самого доносящего, а это весьма опасно. Наконец лифт подъехал, и Марк с облегчением вошел. Когда-нибудь, думал он, звоня в воображаемую дверь, давая воображаемую пощечину этой…. Когда-нибудь. Нет, никогда. Стоит ей сделать один звонок, и того «нигера» с чердака живо увезут фургоном в Центр. Она может, она ведь белая — 1 категории.

На улице дул пронизывающий ветер и моросила ледяная крупа: типичная простудная погода ноября. Но тротуары кишели людьми, спешащими куда-то по делам. Марку нравилось ловить чужой взгляд, но на него никто не смотрел. Он зашел в супермаркет, взял стандартный белковый обед, набор столовой посуды и какую-то минералку. Денег хватило. И тут решил порадовать Вику — купил ей банан. Настоящий банан, не какой-нибудь синтезированный суррогат. В магазине находились еще двое таких же черных, как и он. Покупатели выбирали между чипсами и попкорном. Один был невероятно толстым, а второй жутко обросшим, и они вызвали у Марка отвращение. У Марка почему-то отвращение вызывали все представители его расы. Он понимал, что это аномалия, так же как и цвет зрачков, но ничего не мог с собой поделать.

Выйдя на улицу, он протопал два перекрестка и тут увидел на противоположной стороне улицы магазинчик игрушек «Соник», единственное, что имело цвет и объем на фоне серо-плоского полотна дома. Фасад был разукрашен в веселенькие желтые и зеленые тона, с витрин на прохожих приветливо поглядывали медведи, зайцы, тигры и прочая фауна. «Только одним глазком», — пообещал себе Марк. Он перешел через улицу, потянул дверь на себя. Колокольчик над входом уютно тренькнул. Помещение отапливалось, и волны тепла окутали Марка. Несколько минут он млел у порога, разглядывая стеллажи, набитые игрушками для разных возрастных категорий, для мальчиков и девочек. На специальных столах были выставлены железные дороги и конструкторы. Одна из игрушек шевельнулась, ею оказался седой с залысиной мужичок, который внимательно разглядывал Марка поверх очков. Короткие жилистые руки он положил перед собой на прилавок, будто для сравнения.

— Чем обязан? — негромко и дружелюбно произнес он.

Марк потупился. Смущение охватывало его всякий раз, когда белый обращался к нему лично.