Алла Дымовская - Вольер

– Малыш, эй, малыш! – откуда‑то снизу позвал его слабый, шепчущий голос Фавна. (И не заметил, как встал он в рост, это надо же! Тим оглядел себя – ничего, ноги держат вроде!) – Бежать тебе надобно! Вот как рассветет, так сразу и очень быстро. Нельзя тут! Мало ли, в любой миг нагрянут, и прости‑прощай! Сгоряча‑то разбирать не станут! Ты пока для них существо из Вольера, с тебя и спрос иной.

– А? Как ты сказал? – Тим не тотчас уразумел адресованные ему слова, бестолково переспрашивал. – Нагрянут, знамо дело. Стало быть, прочие Радетели и нагрянут. Ну пусть. Пусть карают. Только тебя не трогают. Не надо. И мою Анику тоже, – он забормотал еще что‑то, но Фавн его перебил, визгливо и едва ли не оглушительно.

– Да пойми ты, дурья башка! Нельзя тебя карать! Мало того, не за что! – Фавн с надрывом втянул воздух, рот его раскрылся широко, потом сжался в крошечную точку, и прочее он произносил, будто бы плевался в Тима: – Ты теперь и отныне тоже Радетель. Едва инструкция вступила в разговор с тобой, так сразу им и признан был. Не полноценным, конечно, но то обстоятельство наживное.

– Радетель, скажешь тоже! – не поверил он старику ни на капельку, но и лестно ему сделалось вдруг отчего‑то. – Какой же я Радетель, если всего лишь человек?

– И Радетели – люди. Только другие. И ты станешь другой. Как они. Да ведь беда как раз в том и есть, что настоящие Радетели ничего об этом знать не знают. Из‑за меня, грешного. Но пока разберутся, да и захотят ли? Хоть удивляйся, хоть стой, хоть падай, но боятся они тебя. Не столь уж сильно, но достаточно, чтобы вышел тебе от них гром с небес. Тут же, на месте.

Тим слушал и обалдевал помаленьку. Но уверен был – старик говорит ему правду. Чудную, невозможную, однако совершеннейшую правду. Он не лишился здравого рассудка теперь же, в сию секунду, единственно потому, что сознание его, взбудораженное до предела, уже отказывалось принимать в себя новые уровни неестественного изумления и вообще отказывалось реагировать на что бы то ни было. Точно так же, как рев низвергающегося водопада уже не слышен в грохоте сходящей горной лавины, ибо нельзя отличить первое от второго в полной мере. Объяви ему старый Фавн сейчас же, что он, Тим, создатель здешнего мира, он, пожалуй, изумился бы, не более того. Поэтому зацепился за последние слова:

– С чего бы им меня бояться? – нарочно небрежно спросил он, как бы и не веря. – Будто у меня полная сума с молниями и пеплом, – Тим кивнул на свою сумку, валявшуюся неподалеку и в суровой драке позабытую. – Чем я грозить‑то могу?

– Не ты, дурачок, а Вольер, – усмехнулся Фавн, но как‑то недобро. – Потому и говорю. Бежать тебе надо. И поскорее. Вот как только подходящее транспортное средство сыщем.

– Чего сыщем? Какое средство? – недопонял Тим. Но и спохватился: – Что же это? Спасаться мне одному? Как же! Не брошу я тебя! И мою Анику тем более! – он осмелился, наконец, взять девушку за руку. Пальцы ее, холодные и влажные, нервно дрожали, но она не противилась, словно бы прикосновение Тима успокаивало ее.

– С ума сошел. Вместе с Аникой твоей вас обоих враз найдут. Уж больно вы будете на виду. Да и не переживет она нового странствия – сам погляди! – принялся вразумлять его Фавн. – И мне с тобой нельзя. Кто‑то должен отвлечь их на первых порах. Головы задурить, чтоб не рубили сплеча.

– Так ведь накажут тебя, старый! Не ты ли сей час говорил: разбирать не станут! – в отчаянии воскликнул Тим. – Не могу я бежать! Светом моим клянусь, не могу!

– Спасибо на добром слове. Не ожидал я от тебя… признаться, и ни от кого не ожидал, – в задумчивости Фавн жевал сухими губами, будто хотел ухватить частичку воздуха и не мог никак уловить. – Никому прежде я не был нужен. Даже самому себе. Но мне ничего не будет, поверь. И клянусь, хоть Радетелями, хоть светом, чем угодно, во что ты веришь! Твоей Анике тоже ничего не сделается. Я за то в ответе. Мы будем тебя ждать на этом самом месте, в этом самом доме. Сколько нужно, пока все не образуется. А уж как скоро оно образуется, лишь от тебя одного зависит. За все под солнцем и звездами надо бороться. Даже за собственное счастье… За счастье особенно. Ты, поди, этого не знал?

– Не знал, – мрачно ответил ему Тим, в то же время ясно сознавая: лучше послушаться старого Фавна, иначе нет ему ВЫХОДА, не того, что был обозначен на пурпурных граничных столбах, но теперь уже настоящего. – Только как же побегу? И главное, куда?

– Ха, это‑то дело самое маленькое. Раз уж ты решился. Это мы сейчас же устроим, – и Фавн обратился отчего‑то к Анике: – Милая, надо нам идти. Будет совсем не страшно, так что ты не кричи и не бойся ничего. И помни всегда: пока старый Фавн поблизости, плохого с тобой больше не случится. А поблизости он будет, в этом ты не сомневайся. Если ты услышала меня, то говорить в ответ ничего не надо, только кивни, – Фавн дождался ответного кивка. Не сразу, но дождался, вообще это был хороший знак. «Значит, – рассудил он, – бедняжка, по счастью, осталась в здравом уме, все прочее, оно пройдет». – А ты, Тим, подбери свою суму, и ступайте‑ка оба за мной.