Джеймс Хоган: Сибирский эндшпиль

— А ты попробуй написать об альпинизме. У тебя тоже есть кое-какой опыт.

Мак-Кейн улыбнулся.

— Ну ладно, а вот ты как живешь? Когда ты звонил, ты сказал что-то об обучении… только я не поверил.

Скэнлон посмотрел вверх и виновато поскреб шею пальцами.

— Ну, это действительно что-то вроде обучения. Это называется "советник по безопасности". Некоторые из государств в Азии и вообще… люди, которые наперебой ими управляют, как правило, особенно беспокоятся о своей безопасности и тому подобное, ты понимаешь. Они хорошо платят инструкторам, которые учат их телохранителей своему делу, если ты понимаешь, что я хочу сказать.

Мак-Кейн безнадежно кивнул.

— Я должен был бы догадаться: ты торгуешь технологией, ноу-хау, да? Убийство, нанесение увечий, взрывчатка, ловушки…

— Должен же человек зарабатывать себе на жизнь, — сказал Скэнлон, употребив фразу из прошлого. — Кроме того, ведь у каждого есть право спокойно спать в своей постели.

Мак-Кейн снова замолчал, изучая содержимое стакана. Когда он наконец поднял глаза, их выражение было более серьезным.

— Кев, я всегда хотел спросить тебя об одной вещи. Почему тогда, в Замке, ты перешел на нашу сторону?

Скэнлон пожал плечами.

— Ой, знаешь ли, КГБ не радовалось особо, используя иностранца на такой работе. Но потом, с таким, как ты, они вряд ли смогли бы использовать русского. Я думаю, они слишком полагались на свою пропаганду ирландско-английско-американских отношений… И потом, кто знает, что делается в голове у ирландца?

Мак-Кейн выпил еще, задумался и покачал головой.

— Нет, это ты повторял, когда нас расспрашивали после всего, на всяких пресс-конференциях. Но я никогда не верил в это. В чем настоящая причина?

Скэнлон посмотрел по сторонам, совершенно не удивившись. Помолчав, он ответил:

— Это был Ко.

— Ко? — Мак-Кейн действительно был ошарашен.

Скэнлон отвернулся, глядя сквозь стеклянную стену бара.

— Все, что он рассказывал о цивилизациях: греческой, римской, европейской, американской… даже о бриттах. Как все они неожиданно рождались, как живые существа, жили и процветали, выражали все, чем они были, во всем, что ни творили… а потом они умирали. Но несколько камешков подбирал из пыли следующий и клал их в свое здание, еще лучшее, и человечество продолжало жить… а это главное, — он указал рукой в темное небо. — Именно это и происходит сейчас там. И разве мне не приятно будет думать, что я помог сделать один-два таких камешка? И когда я подумал об этом — как я мог работать дальше на тех, на кого работал? Вся это система представляла собой то, от чего мир уходит, а не то, к чему он идет.

Мак-Кейн откинулся на спинку кресла и с удивлением посмотрел на Скэнлона.

— Так вот о чем вы с ним разговаривали часами… Ко сделал это, а? Уболтал ирландца? Интересно, знал ли он, что делает?

— Если быть абсолютно точным, то знал… И потом глядя на таких, как ты, Разз, все наши — я думал, кого вы представляете. Я видел режим, который мог выжить только благодаря страху, разрушающему разум человека. И я видел силу человеческого разума, силу людей, которые выжили, преодолев страх. Я сделал мой выбор, вот и все.

Мак-Кейн осушил свой стакан.

— Поэт и философ! — прокомментировал он.

— А что ты хотел от ирландца?

Мак-Кейн посмотрел вокруг.

— Знаешь, Кев, у меня никогда не было проблем с людьми. Только с системой. Посмотри, как у них пошли дела теперь… Кстати, угадай, от кого я получил недавно письмо? Андреев. Помнишь?

— Этот старичок, седой такой?

— Да, он. Он вернулся, снова живет на Украине.

— Ты знаешь, что его отец был там — в Германии в 1945, с армией Конева? — спросил Скэнлон. Оба засмеялись.

— Он упоминал о первом русском Диснейленде, который открылся под Москвой. И написал, что его управляющий — Протворнов. Я так и не понял, шутит он или нет.

В этот момент к их столику приблизился метрдотель.

— Ваши гости прибыли, джентльмены.

Мак-Кейн с недоумением посмотрел на него, как раз вовремя, чтобы заметить, что Скэнлон подмигивает.

И тут за его спиной раздался женский голос:

— Я думала, что ты выберешь японский ресторан, Лью.

Мак-Кейн обернулся, не веря своим глазам. Она чуть пополнела, но эта прядь волос, которая столько могла сказать о ней, все так же сбивалась на лоб. Он вскочил, не в силах сказать ни слова.

Из-за ее спины выглянул расплывшийся в улыбке Рашаззи.

— Это наш первый отпуск на Землю за эти восемнадцать месяцев. Мы не могли не увидеть тебя. Время выбрано просто отлично.