Уль нервно покусал губу.
— Хотел бы я, чтобы у меня было какое-то предложение. Но у меня его нет. Я должен согласиться с разведкой, — он покосился в направлении Бордена и Фоледы. — Мы можем уничтожить часть преимущества "Терешковой", если нанесем превентивный удар по советскому ракетному щиту, и надеюсь, раньше, чем Русалка ответит. Это оставит их беззащитными — пусть даже частично — перед нашими ракетами. А затем, когда Русалка разрушит наш щит, чего мы в любом случае не сможем предотвратить, то мы окажемся в положении для взаимного обмена ударами. Как в восьмидесятых.
— И в этом случае отступить могут они, — предположил кто-то.
Снелл покачал головой.
— Они все равно на краю. Кроме того, для них это последняя попытка, а для нас — нет. Время работает против них.
Уль согласился, тяжело качнув головой.
— А что с кораблем ООН? — спросил он президента. — У нас еще есть время отправить его обратно.
Остин задумался.
— Я думаю, этого не стоит делать, — сказал он наконец. — Если все зависит от неожиданности, то это будет ошибкой. Русских могут предупредить их люди в ООН.
Снелл согласно кивнул головой. Президент продолжал:
— Боюсь, что им, как и всем остальным, придется рассчитывать только на удачу.
Затем он повернулся к стоявшим у него за спиной людям, ожидающим решения.
— Объявите повышенную боевую готовность в вооруженных силах и боевую тревогу для космических орбитальных систем. Немедленно. И пойдемте, посмотрим, что у нас получается с этим совещанием с европейцами.
— Да, алло? Тунгусский цементный завод… Товарища Горженко? Минутку.
Марианна Поречная переключила линию на коммутаторе и набрала дополнительный номер. На коммутаторе не было никого, кроме ее и Евгении. Повернувшись к Евгении, она продолжала прерванный разговор:
— А я ей сказала, что она дура — если не можешь сказать своему сыну, чтобы он не лазил через забор, то я не виновата, что он упал и порезал ногу. Нет, ты представляешь? Я еще виновата в том, что оставляю мою лопату на моем дворе! Как будто я должна думать обо всех идиотах вокруг. А ее муж постоянно ставит у наших ворот эту их развалину, на которой они везде ездят. А однажды она… Нет, он не отвечает. Прораба? Подождите, я попробую…
— Я вчера сыну в Москву звонила, — задумчиво сказала Евгения. — Он говорит, там у них, как на кладбище. В этом году нет парада, поэтому устроили праздники за городом. Самое смешное, он говорит, что у них сейчас учения по гражданской обороне. Ты когда-нибудь слышала об таком? Совсем с ума посходили — устраивать такое на праздники. Делать им там нечего, что ли?
— И дети у нее такие же, особенно старший. Однажды они измазали нам краской все окно и стену, а хотели все свалить на двух маленьких Брюковых, что за углом живут. Брюковы, конечно, тоже не ангелы, но я-то прекрасно знала, что это они. Я даже банку видела — этот урод, ее муж, за день до этого двери красил. И тоже выбрал. Ты такого цвета еще не видела красно-розовый, как пудра у этой шлюхи, которая живет напротив — вот когда она накрасится и выходит на улицу на своих каблуках, а юбка — все ноги видны. Сразу видно, что это за штучка. А ты знаешь, в котором часу она приходит домой? И аж сияет от удовольствия! Как-то мне ее мать пожаловалась… Алло? Генерального директора?… А я здесь при чем?… Да, минутку… Сейчас… Ну и люди, никакого терпения. Что за народ — слова доброго от них не дождешься, не понимаю.
— У него был такой голос, он, наверное, простудился, — ответила Евгения, думая о своем.
Никто из них не обращал внимания на то, что дверь понемногу приоткрывалась, пока ее не распахнули. Высокий крепко сложенный мужчина в сером свитере, вслед за ним второй, костлявый и пучеглазый, проскользнули внутрь так быстро, что две женщины и пискнуть не успели, как им крепко зажали рты. Третий, моложе, чем первые два, смуглокожий, с волнистыми черными волосами — судя по горящим глазам, определенно убийца, встал между ними и коммутатором, а четвертый прикрыл дверь и защелкнул замок.
Марианна задрожала от ужаса. Четверо налетчиков были злобными и безжалостными, с грязными небритыми лицами, всклокоченными волосами и в мятой перепачканной одежде — явно сбежавшие уголовники. У того, который смотрел на нее, была жуткая рожа — дикие глаза в распухшей пурпурной маске. Однажды она читала в каком-то журнале, что маньяки-убийцы часто изуродованы физически, и убивают импульсивно, чтобы отомстить обществу, которое, как им кажется, отвернулось от них. Евгения обвисла на своем стуле и, кажется, была в обмороке. Человек у двери обернулся — жестокие восточные черты лица, узкие глаза, да, сейчас их изнасилуют. Грудь Марианны вздымалась, и все рефлексы командовали ей отчаянно сопротивляться. Но двое убийц держали ее так крепко, что она не могла даже пошевелиться, и крепко зажимали рот.
Читать дальше